И Мурад даже позавидовал дервишу, что спал сбоку под одной из мавританских колонн, укрывшись верблюжьим одеялом, только обросшая голова выступала из-под него, как неуклюже свалившийся набок взлохмаченный горб.

– Прав тот имам, что не отгоняет сны, – заговорила голова, глядя на Мурада сквозь припухшие, как у пьяницы, веки. – Ибо время пророчеств сменило время снов.

«Вот счастливчик! – подумал Мурад. – У него есть возможность дожидаться имама под одеялом». А сам переспросил:

– Какое время наступило?

– Я не знаю, время какой молитвы сейчас. Утреней или вечерней. Здесь, в этом мрачном городе, в сумерках мрачного свода этого дома Всевышнего, все времена едины на вкус и запах. И цвет нитки моего одеяла, и цвет волоса на моей седой, но крашеной голове не позволяют это определить. Я лишь уверен, что настала пора копить, – продолжал дервиш, – копить в своей голове сны, как верблюд копит в своем горбу живительную влагу и силу. Ибо сказал Аллах, что Мухаммад – печать всех пророков и что верблюдица родила белого верблюжонка.

Мурад с интересом слушал взлохмаченную голову, пока как назло не появился имам. И в тот же момент голова дервиша подобно взъерошенному сурку скрылась в норке одеяла, что полна припасов золотистых зерен и сладких пшеничных снов.

Встав справа от имама для совершения двух обязательных ракатов-поклонов, Мурад увидел в оконце михраба, указывающего направление молитвы, вовсе не Мекку, а дом своего дяди. Мечеть находилась напротив этого высоченного строения. Дом дядя купил себе специально рядом с редкой для Петербурга мечетью – на Петроградской стороне. И лишь после того, как он совершил эту грандиозную покупку (полдома для себя, а полдома для чересчур юной жены), у него появилась возможность пригласить к себе готовых его вечно осуждать родственников – и первым, кто откликнулся на приглашение дяди, был Мурад. Во-первых, он никогда не был в большом городе, а во-вторых, был любимым и еще не научившимся осуждать своего дядю племянником.

– Поклоняйся только своему меддаху, – услышал Мурад шепот головы за спиной, когда делал второй ракат, – только ему одному.

Мурад совершал намаз к голове спиной, а к Мекке лицом, из чего можно было сделать вывод, что говорящий дервиш под свисающим вниз головой деревом люстры не его меддах.

Вернувшись домой, Мурад первым делом стал искать телефон, что звонил не переставая минут десять, пока он его искал. А еще перед этим он искал ключи в кармане брюк.

– Ты почему не берешь трубку? – спросил сердитый голос дяди, настолько сердитый и хриплый, что Мурад даже подумал: это не его дядя, а выразительный меддах, изображающий своим голосом большой гнев, отчего Мурад оторопел.

– Я читал намаз, – сказал он, справившись со своими сомнениями.

– А я стараюсь, звоню во все колокола. Думаю, как бы ты не проспал намаз.

– А я не проспал! – улыбнулся в трубку Мурад.

– Хорошо. А что ты уже сделал? Ну ладно, ладно, я не буду возмущаться, что ты так бездарно тратишь драгоценные минуты пребывания в столь прекраснейшем, божественном с архитектурной точки зрения месте. Чай на столе, творог в холодильнике, харчо в большой кастрюле. Позавтракай и займи себя чем-нибудь. Можешь почитать, а можешь посмотреть телевизор. Там тоже показывают много интересного. А когда я вернусь, мы с тобой устроим из твоего приезда фейерверк, сходим куда-нибудь, бриллиант моей души, где-нибудь послоняемся.

– Куда? – с интересом переспросил Мурад.

– Не знаю. Может быть, сходим поужинать в ресторан к моему другу. Но сначала мы с тобой пойдем искать дух Петербурга.

– Дух Петербурга? – удивился Мурад.

– Да, дух Петербурга, – оживился дядя. – Я сам давно собирался его поискать. А если нам не удастся его отыскать, то тупо залезем на крышу и посмотрим на город глазами ангела с Александрийского столпа.

– Какого осла? – не понял Мурад.

– Сам ты осел! – разозлился дядя и бросил трубку.

А возможно, эта история началась позднее. Когда дядя позвонил еще раз и сказал, что ему надо срочно уехать в другой город. В Москву. Это займет пару дней. Это очень важная встреча, и она связана с безопасностью его бизнеса.

– Возьми меня с собой, – попросил Мурад, скорее по инерции. О Москве, как и о Петербурге, он слышал много интересного из телевизора, которым уже успел пресытиться, ожидая дядю. Уж лучше один раз побывать, чем сто раз увидеть. А еще ему очень не хотелось оставаться одному в большом и пустынном городе. И в доме.

– Не могу. Я буду встречаться с очень важными, большими людьми.

– Я в машине посижу. – Мураду очень хотелось подольше покататься на дядином «Мерседесе».

– Даже в машину не могу, Мурадик. Со мной поедут люди из службы безопасности. – Из какой безопасности, из своей личной или федеральной, дядя не сказал. – Мы будем решать важные вопросы. К тому же я всего на день. Одна нога там а другая уже завтра здесь. А когда я вернусь, мы с тобой устроим божественное мероприятие из твоего пребывания, ну просто фисташковый фейерверк.