Оказавшись внутри, она первым делом подперла дверь своим тяжёлым дорожным посохом, чтобы не впускать никого, кто мог бы идти следом.

Затем сняла с плеч мешок и, хрипло закашлявшись, поставила его наземь.

А затем заговорила так, словно они с Равингой расстались всего час назад.

— Вот и я. С ожиданием покончено, — и она махнула рукой, словно начертав перед собой какой–то знак. Затем дёрнула верёвку, связывавшую рюкзак. Заскорузлый кожаный клапан, блестящий от соли, откинулся.

Моя рука скользнула к ножу, и лишь мгновение спустя я сообразила, что это уже не нужно. Тварь, скрючившаяся в мешке, давным–давно была мертва и окоченела.

Половины туши как ни бывало, торчали ошмётки костей, но застывшая в оскале голова уцелела. Я много раз видела убитых пустынных крыс, и даже несколько раз сама сражалась с ними, и капли их тёмной, смердящей крови въедались в мою кожу. Но это чудище в несколько раз превосходило тех крыс, что я видела.

Череп крысы был неправильной формы, а лоб таким высоким, словно за ним скрывался мозг размером с человеческий.

— Вижу, — Равинга не сдвинулась с места. — Откуда пришла эта тварь?

— Они напали на наш караван на самой границе Равнин. И четыре таких, как эта, до последней гнали своих товарищей в бой. Со времён Огненного Рассвета не встречали ни изменённых людей, ни изменённых зверей, хотя раньше, говорят, такое случалось. Дуют ветры, проходят бури, пропадают караваны, умирают люди. Ради чего же ещё нам издавна поручено сторожить пустыню, как не из–за этих тварей?

Равинга покачала головой, развела руками.

— Что я знаю, Бисса?

Женщина оскалила в улыбке кривые зубы.

— Спроси лучше, чего ты не знаешь, Голос. По–моему, у нас мало времени. Я слышала, что Император болеет.

Равинга кивнула.

— Когда в последний раз устраивали Надзор за выбором? Может быть, попросить этого?

— Мы не можем влиять на избрание.

— Они сами говорят, что Император должен обладать пухом всех пяти стран, если мы хотим выстоять несломленными. У людей тоже есть права…

Равинга прищурилась и холодно ответила:

— С меня не могут требовать ответа. Я всего лишь наблюдатель.

— Посмотрим, сможешь ли ты стать чем–то большим, когда придёт час, — отозвалась женщина и принялась завязывать мешок.

— Пока нам не к кому обратиться, — снова заговорила Равинга. — Да, я наблюдатель. И может быть, когда придёт время, смогу быть чем–то большим.

Но женщина, даже не взглянув на кукольницу, вскинула свою ношу на плечо и быстро вышла. Насколько я знаю, больше она не возвращалась. И Равинга с тех пор ни разу о ней не вспоминала.

— А что она уговаривала тебя сделать? — отважилась спросить я.

Равинга пожала плечами.

— Может быть, она и сама того не знает. Стальной нож или копьё не совладают с призраками и тенями. Однако время прошло, и вот Хабан–дзи умер, а мы должны ждать следующего. И он грядёт, да–да, он грядёт! Многое переменится.

Она подхватила кусок пурпурного шёлка, рывком разодрала его пополам и завернула в одну половинку человека, в другую — песчаного кота. Мне не понадобилось слов, чтобы понять — я могу идти.

Я и Мурри по мере сил готовились двигаться дальше. Всё моё естество рвалось на родину, к земле, на которой я родился, как это от рождения заложено в душу любого из моих сородичей. Но разумом я всё яснее и яснее понимал, что Кинрр был прав. Мне лучше всего было отсечь себя от прошлого, в котором для меня больше ничего не осталось, а проще всего разорвать эти цепи, отправившись в Вапалу, которую, нравится вам это, согласны вы с этим или нет, мы, живущие во Внешних Землях, считаем центром нашего бытия.

По крайней мере, благодаря наставлениям Кинрра я теперь знал, как достичь ближайшей караванной тропы, так что нам не придётся блуждать вслепую. Правда, я не знал, насколько долгой будет лежащая перед нами дорога.

Склепом для Кинрра стала его хижина, которую я, как мог, постарался защитить от бури и от крцр. Я не взял там ничего, кроме двух фляг для воды и арфы, которую подарил мне сам бард. Я хотел сберечь её не только из–за тонкой, изящной работы, но и потому, что стоило взять её в руки, как она напоминала о своём хозяине и моём близком товарище. Я сохранил в памяти его рассказы, и хотя мой голос никогда не сравнится с таким великолепным, как у него, я запомнил и множество баллад, которым он учил меня. Правда, без рекомендаций и без поручителя трудно будет надеяться на большее, чем на место скромного барда в тавернах Вапалы.