Хотя было ещё совсем рано, хозяйка, женщина с провисшим толстым животом под передником из мешковины, с закатанными рукавами на лапищах толщиной с бедро Тирты, стояла у очага. В одной руке она держала поварёшку с длинной ручкой, другая рука была сжата в кулак. Хозяйка только что ударила девушку, присматривавшую за котлом. Все другие запахи перекрывал запах горелого, и Тирта догадалась, в чём провинилась молодая повариха.

Хоть и подгоревшая, это всё же была настоящая пища. Тирта давно научилась не привередничать: если еда горячая и сытная, то чего ещё желать. И у неё нет денег, чтобы заказывать отдельные блюда. Она взяла со стола деревянную миску, взяла ложку из рога, вроде бы хоть как–то вытертую после последнего использования, и подошла к месту брани.

Повариха тем временем, всхлипывая, отползла на четвереньках подальше от хозяйки, которая начала мешать варево с такой энергией, что из котла во все стороны полетели брызги. Но в конце концов внимание её переключилось и на Тирту.

— Овсянка… можешь получить кусок мяса… — маленькие глазки уже оценили эту посетительницу и потеряли к ней какой–либо интерес: более разнообразной пищи она не заслуживает.

— Овсянка, — согласилась Тирта, протягивая миску. Хозяйка гостиницы отмерила ровно шесть ложек — с лёгкостью, выработанной долгой практикой и стремлением получить побольше прибыли.

У овсянки был не только подгорелый, но и затхлый вкус. Самое последнее зерно из зимних запасов. И ни кусочка мяса, ни даже луковицы, чтобы отбить этот приторный привкус. Тем не менее это пища, это энергия, которая понадобится сегодня, и обойдётся это не очень дорого. Ведь ей предстоят ещё кое–какие покупки.

В горах полно дичи, и Тирта умеет ловить птиц в ловушки; не потребуется даже тратить стрелу, если только не повезёт подстрелить вилорога. К тому же она знает растения, а сейчас начало весны, многие побеги можно отваривать — и не только как еду, но и как подкрепляющее.

Однако остаются соль и некоторые другие продукты, у неё уже готов список. Вот на них, хочешь не хочешь, а придётся потратить деньги.

Тирта ложка за ложкой опустошала посудину, а хозяйка время от времени поглядывала на неё, в любой момент готовая огрызнуться на любую жалобу. С самого начала Тирта почувствовала, что эта могучая женщина её побаивается. Тирта здесь чужая. Женщина в мужской одежде, у которой нет своего дома. Конечно, она бросается в глаза, но гостиница полна и других путников, и многие из них не менее необычные, чем она. Так что если завсегдатаи и посудачат о ней день–два, потом появится кто–то ещё, и все начнут снова удивляться и гадать. По эту сторону границы ей нечего бояться. С другой стороны — само лицо может выдать её, если правду говорят старые истории, а Тирта была уверена, что подобные ужасы не могли возникнуть всего лишь в воображении кузнецов песен. Её родное племя — Древние — было объявлено вне закона, изгнано, её соплеменников жестоко преследовали и убивали — иногда в муках — во времена правления герцога Ивьяна, и эти дни до сих пор не забыты.

Кому удалось сбежать в Эсткарп, стали пограничниками, патрулировавшими залитые кровью тропы, создавшими первую защитную стену для севера. Мужчины и женщины Древней расы, видевшие гибель своих близких, ничего не забыли. Меч на поясе Тирты был частью того времени, хотя сражения закончились, когда она была ещё ребёнком, ростом ниже стола, за которым сейчас сидит. Но она с молоком матери впитала ненависть. Древние живут долго, если смерть не приходит к ним преждевременно в войне, а память у них ещё дольше.

В гостинице появились первые посетители, общий зал постепенно наполнялся. По крайней мере трое, решила девушка, направляются туда же, что и она: на ярмарку наёмников, которая устраивается здесь ранней весной. Но эти были куда лучше одеты, с румяными лицами, как будто они не испытали тягот конца зимы. Управляющие поместий: ищут пастухов, служанок, даже ткачих, если повезёт.

Ей же нужно другое, если верить приведшим её сюда слухам. Хотя многие воевавшие обрели земли на востоке, а другие по–прежнему служат лордам или стали разбойниками, потому что знают только убийства и насилие, нанять хорошего воина здесь всё же можно. И те, кто сохраняют гордость и держатся старых обычаев, могут в ответ на плату дать клятву щита.

Девушке требовался человек, знающий горы и не разбойник, который мог бы проводить её в Карстен. За такую службу она без раздумий была готова отдать добрую часть того, что так уютно устроилось в сумке у неё на бедре.

Тирта доела пресную кашу, облизала ложку и встала. Ищущие найма собираются там, где некогда толкались купцы из торговых гильдий. По–прежнему дул сильный ветер, поэтому ярмарка развернётся под навесами торговых рядов, где раньше размещались прилавки.

Тирта застегнула на горле пряжку плаща, поплотнее запахнула на голове капюшон и через двор вышла на улицу. До цели было совсем недалеко, но ветер, со всей силой ударивший в лицо, тут же почти лишил её дыхания. На улице почти не встречалось народу. Плохой день и, судя по низко нависшим тучам, станет ещё хуже. Девушка вышла на площадь и увидела, что была права: лишь горстка искавших службы людей жались под навесами в нишах.

Их шляпы или капюшоны украшали символы предлагаемой работы: перевитый посох пастуха, клочок шерсти овцевода, миниатюрный стиральный валок служанки. Проходя мимо, Тирта бросала лишь беглый взгляд. Возможно, её постигнет разочарование: служба меча больше не в почёте.

Когда она дошла до последней ниши, начался дождь, подгоняемый яростными порывами ветра. Но именно в этой последней нише она и увидела то, что искала. Только один человек. Одинокий, словно настоящий разбойник, белая ворона среди этих мирных работников, ястреб, затесавшийся в стаю домашней птицы.