– Смотрите, - крикнула она, откидывая волосы с одного плеча.
– Мы с подругой решили сегодня одеться в одинаковые платья! Разве мы не сумасшедшие?

Я изо всех сил старалась не щуриться от света фотовспышек и продолжать улыбаться, но губы начали трястись, а колени подгибаться. Пенелопа неутомимо тянула меня за собой, мимо фотографов, вдоль журналистов, радостно рассказывая каждому историю о том, почему мы надели одинаковые платья, дополняя её объяснениями, как мы готовили эту шалость, и сколько веселья доставило совместное облачение.

– Мы с моей подругой, Фрэнни, просто сумасшедшие!
– говорила она репортёру из "Интертеймент! Интертеймент!" - Мы любим делать всякие сумасшедшие поступки!

– Тебе весело?
– спросила она, ведя меня через толпу к следующему журналисту.

– Я... думаю, да, - я была ей благодарна за помощь, но, по правде говоря, не думаю, что мне было весело.
– Я даже понятия не имела, что ты... что ты теперь настоящая знаменитость.

– О, что?
– она отмахнулась от моего комментария лёгким движением руки.
– Они так кричат всем. Рекламщики сказали им моё имя. Они понятия не имеют, кто я, и представляю ли что-нибудь из себя. Они кричат так и снимают всех на фотоаппарат просто на всякий случай.

Кажется, Пэнни это не волновало, я же была смущена оттого, что неверно истолковала очередной элемент этого непостижимого мира.

Звук толпы начал нарастать, и позади меня послышались крики фотографов: "Артуро, Артуро, Артуро!" Я повернулась и увидела его, Артуро Денуччи, в двух шагах от себя. Без колебаний Пенелопа пробилась сквозь толпу, окружающую его и протянула руку.

– Артуро, хочу представиться. Меня зовут Пенни Де Пальма. Я большая поклонница вашей работы.

Артуро Денуччи, кажется, это позабавило, он осматривал её сверху вниз, пока жал ей руку.

– Пенни...?

– Де Пальма, - сказала она.
– Как режиссёр.

– Ты итальянка?
– спросил он, посмотрев на неё скептически.

– Нет, сэр, - сказала она с гордостью.
– Я из Тампы!

Позже, когда Пенни разговаривала с ещё одним репортёром, я наткнулась на агрессивного вида мужчину в костюме.

– Извините, - сказал он, сердито глядя через моё плечо на Пенни.
– Может быть, вы могли бы... Я здесь с Аннелизой Карсон, и она должна была следующей предстать перед "Интертеймент! Интертеймент!", но люди Брэда Якобсена по-прежнему прыгают перед нами.

– Извините, - сказала я, хотя и не была уверена, что это имеет ко мне какое-то отношение.

– Эм, могли бы вы... Пенни уже почти закончила или...?

– Э, да, думаю, да.

– Хорошо, но, постойте, вы же с ней, так? В смысле, я видел, как вы вместе шли мимо фотографов.

– Э, я с ней, думаю, да.

– Извините, уверен, что мы встречались раньше, но я запамятовал, вы её... рекламщик, да? Или, нет, постойте, менеджер?
– он напряжённо улыбался мне, и я знала, что его улыбка померкнет тут же, как он поймёт, что я ничем не могу ему помочь, что я не знаю людей, чьи имена он только что назвал, что я последний человек, который обладает здесь властью.

– Нет, извините, - сказала я.
– Я никто.

Нас с Пенелопой разделили, когда мужчина в костюме протолкнул вперёд своего клиента, чтобы у неё следующей взяли интервью. Я помахала Пенелопе, жестом показала, что мы увидимся внутри, но она не увидела, меня снова поглотила толпа и некоторое время несла вперёд. Они изо всех сил проталкивались к входу, желая пройти мимо меня, пройти мимо всех остальных, подойти к чему-то, оказаться первыми, что мне почти не приходилось прикладывать усилий, чтобы двигаться в этом потоке.

Мне показалось, что впереди я увидела его. На самом деле, я знала, что это он, поняла это по его затылку, по тому, как над воротником голубой рубашки слегка вились волосы. И меня затопило облегчение, из-за того, что я увидела хотя бы часть его. Я пыталась изо всех сил освободиться из текущего потока людей, и, наконец, я выплыла на поверхность, пробралась в свободный карман в толпе и вышла прямо позади Джеймса. Но когда я дотронулась до его плеча, он не повернулся. Я дотронулась до него снова, в этот раз сильнее.

– ...я сказал Артуро, это наша работа, работа актёров...
– говорил он журналисту, потом оглянулся и поймал мой взгляд.

– Секунду, - небрежно сказал он мне, затем снова повернулся к журналисту.
– Как я говорил, всё это связано с историей, миром фильма и посланием...

Он должен был увидеть меня, хотя в его глазах не было того выражения, с каким он обычно смотрит на меня. Но он даже не улыбнулся мне, хотя бы слегка, не подмигнул, ничем не дал мне понять, что в тайне рад меня видеть.