· Выступление, после суда, председателя суда Л.П.Смирнова в переполненном зале клуба литераторов [ЦДЛ] было встречено крайне холодно, его забросали записками, сплошь критическими и недоброжелательными… Мое личное впечатление от доклада Смирнова: он совершенно не справился со своей задачей, хотя и мог повлиять на настроения части аудитории такими цитатами, как [из] «Говорит Москва»; но, в целом, стало всем ясно, что произведения обвиняемых, во 1-х, представляют большой интерес и, во 2-х, не дают оснований для судебного уголовного дела… Симптоматично, что сообщение Смирнова не достигло своей цели, скомпрометировало суд и по мнению таких писателей, о которых я знаю, что они были бы рады признать его [решение] убедительным….

· После суда мне стало известно о двух коллективных письмах писателей по поводу процесса. Одно — кажется, с 40 подписями — содержало просьбу пересмотреть приговор (Аксенов, Евтушенко, Гладилин и др.). Другое, которое подписали более 60 членов Союза писателей, содержало просьбу отпустить Синявского и Даниэля на поруки. Я уверен, что было еще немало письменных и устных выступлений с критикой процесса… В бюро профкома литераторов при издательстве «Советский писатель» единодушно исключили Даниэля из профсоюза. Но на секции переводчиков профкома Хинкин и другие выступили против приговора, и их поддержало большинство… Я поручил выяснить, нельзя ли профсоюзу взять на поруки Даниэля и Синявского, но к 29.08. ответа не получил.

Но как бы ни была организована кампания по поддержке суда, — существенной и новой чертой положения является, что впервые официальная кампания не только не получила широкую поддержку, но, более того, явно обнаружила и документированно не одобрила процесса значительная часть общества. Секретариат Союза писателей готовил собрание, на котором предполагалось по плану прошлых лет устроить «охоту за ведьмами», прорабатывать защитников Синявского и Даниэля, заставить принять соответствующую резолюцию. Но впервые не решились это сделать…

1. 16 февраля я присутствовал на заседании в ИМЭЛ. Как стало известно за два дня до заседания, оно было созвано для «проработки» книги историка А.М.Некрича «22 июня 1941 г.» (точное название: «1941. 22 июня». М., «Наука», 1965. — Сост.). Председатель Госкомитета по делам печати Михайлов объявил книгу «порочной», а начальник ПУРа Сов. Армии Епишев написал отрицательный отзыв и даже собирался прибыть лично на заседание. Но все сложилось иначе. Совершенно не сговариваясь (я тому свидетель), на заседание в ИМЭЛ прибыло не менее 300 историков, экономистов, международников — все сплошь квалифицированные научные работники. Собрание было переведено в самый большой зал Института. Организаторам стало ясно, что большинство пришло для того, чтобы дать отпор критике книги со сталинистских позиций. В книге Некрича, написанной всецело с принятыми установками, собраны все известные данные и приведены два новых доказательства, свидетельствующие о том, что Сталин был информирован о предстоящем нападении Германии на СССР.

Сообщение на заседании в ИМЭЛ делал Деборин, который, похвалив книгу, сделал пять основных критических замечаний, и все они — по отдельности и в совокупности — представляли собой попытку обелить, оправдать Сталина.

Выступило 18 ораторов, из них один из аппарата [ЦК?] поддержал Деборина, один не коснулся острых вопросов, а 16 единодушно раскритиковали позицию и аргументы Деборина и на хорошем научном уровне вскрыли ошибки, просчеты Сталина. На меня произвело очень сильное впечатление выступление трех полковников в расцвете сил и находящихся на действительной службе. Один из них — полковник Генштаба, другой — член редколлегии «Военно-исторического журнала». Их критика по адресу Сталина и всей его политики, процессов и т. п. была самым внушительным и резким (не по форме, а по сути) осуждением Сталина и его деятельности, в основном накануне 1941 года, но не только.

Я также выступил. Копия стенографической записи, которую я получил для правки, у меня сохранилась.

[Стенограмма обсуждения широко разошлась в самиздате. Фрагмент выступления Е.А. мы приводим в приложении к данному тексиу. Там же помещены отрывки из написанного Е.А. в 1976 г. комментария к стенограмме. В том же 1976 г. Е.А. подготовил для самиздатовского исторического сборника «Память» статью «Из истории отношений между СССР и фашистской Германией. Документы и современные комментарии» (впоследствии выпущенную отдельной брошюрой в нью-йоркском издательстве «Хроника»). Основу статьи составили тезисы, написанные Е.А. в 1965 г. Отрывки из этой статьи также приводятся в приложении. — Сост.]

Незнакомые мне молодые научные работники сказали мне, что я сказал максимум того, что надо было сказать «не выходя за рамки».

2. 5 марта 1966 года, т. е. в годовщину смерти Сталина, скончалась Анна Андреевна Ахматова. Правление Союза писателей сделало все возможное, чтобы проводы великой поэтессы, которую травили Жданов и мракобесы, не послужили поводом для общественной демонстрации. Скрыли время выноса тела из морга и вообще не устроили никакого прощания столичной интеллигенции с А.А.А. Как прах Пушкина тайно на перекладных увезли из Петербурга, так прах Ахматовой скрытно переправили на самолете в Ленинград. Все же у морга больницы Склифосовского утром собралось человек 500 (там была моя жена). Митинг был открыт частным лицом — Ардовым, и в качестве частного лица выступил с превосходной речью Арсений Тарковский и из Ленинграда — [Ефим] Эткинд. Многие поехали на аэродром и затем вместе с гробом на самолете полетели в Ленинград. Там была панихида в церкви Николы Морского и гражданская панихида в Союзе писателей (кажется). В церкви побывало свыше 4 тысяч человек, но радиотрансляции не было, и большинство не слышало сильных речей О.Берггольц и академика М.Алексеева. Был также Михалков от Союза писателей; кое-кто жаловался, что молодежь вела себя не вполне корректно в том смысле, что больше была занята съемкой похорон, чем участием в церемонии. Но хорошо, что засняли. Организацией похорон и погребением активно занимался поэт И.Бродский, а рядом с ним — директор Литфонда, выступавший в свое время как лжесвидетель на суде над Бродским.

…Всего несколько дней прошло после окончания [XXIII] съезда и, хотя только начинается агитационная кампания по пропаганде его решений, — уже чувствуется снова и будет усиливаться гнетущее ощущение, тревожное понимание того, что ни одна из острых проблем не разрешена. Катастрофическое положение с[ельского] х[озяйства] может привести к голоду; давно ясно, что нужны меры огромных масштабов, а не просто увеличение капиталовложений, как в какую-нибудь отрасль промышленности.