В. Высоцкий 'Песня о друге'

Вот и побывала я на первом в своей жизни маскараде. Да что уж там говорить. На первом в своей жизни балу. В школе на выпускной я не ходила. Не люблю все эти танцульки. Музыка настолько громкая, что начинает болеть голова. Немного пьяные выпускники, которые пытаются тебя зажать в укромном уголочке. И ты, вся такая правильная и алкоголя в твоей крови ни — ни. В общем, на выпускной я не ходила и ни разу об этом не пожалела. Сашка, правда, пыталась меня туда затащить, только у нее ничего не вышло. Так ладно. Это было лирическое отступление.

Сознание пришло, когда его уже не ждали. Судя по затекшим рукам и ногам, в отключке я пробыла довольно долго. Руки были связаны за спиной, запястья жутко саднило, с ногами было проще — их связывать не стали.

Вот скажите мне, как так можно ошибаться в людях? Нет, я все понимаю, когда от твоего поступка зависит жизнь близких или целого государства. Но я то думала что ближе меня у Ирона ни кого нет… От обиды на глазах выступили слезы. Опять. Как же надоело постоянно плакать! Дав себе мысленный подзатыльник я стала осматривать помещение в котором находилась. М — да… на мне решили сэкономить. Я оказалась лежащей на старой подстилке их соломы, табуретка и маленькое окошко, еле пропускающее свет. Вот, пожалуй, и все. Ах, ну да, и дверь в мою камеру. Маски на лице уже не было, что меня несказанно порадовало. Стены были каменные, и от них шел холод, пробирая до костей. Пару раз пыталась подняться, но ноги не слушались, и я падала, больно ударяясь всем телом. Попыталась призвать силу, но ничего не получилось. Как будто кто-то поставил блок. Я ее не чувствовала совсем. С десятой (примерно) попытки мне все же удалось подняться на ноги. Окошко находилось довольно высоко, и заглянуть в него возможности не было. Хоть не под землей держат и то хорошо.

Послонявшись из угла в угол еще примерно час, плюхнулась на табуретку, которая угрожающе заскрипела под моим весом. Ну вот, не хватало еще с табуретки грохнуться и шею себе свернуть. Облокотившись на стену, я прикрыла глаза, есть хотелось ужасно, живот урчал не переставая. Меня здесь вообще кормить собираются? Или решили уморить голодом? Изверги! Волюнтаристы! Сво — о-о — олочи! Сон подкрался не заметно, и я все-таки заснула. Не свалиться бы во сне…

Пробуждение было из неприятных. Кто-то довольно грубо тряс меня за плечо.

— Р — р-р… — это что, я так рычу?

— Просыпайся!

— Руки убрал! — рявкнула не открывая глаза.

— Я тебе поесть принес, — определенно этот противный голос принадлежит Ирону.

Волшебное слово 'поесть' дало свои плоды и уже через секунду я открыла глаза и вырвала из его руки тарелку. Хм, похлебка какая-то…

— И что это? — ткнула пальцем в жижу.

— Ну, суп.

— И кто у вас повар?

— Я. А что?

— Руки бы тебе поотрывать, повар.

Стоп. А как у меня руки развязаны оказались?

— Я, пока ты спала, развязал, — прочитал Ирон в моих глазах застывший вопрос.

— А связывали зачем? — первая ложка попала в рот. Фу, мерзость.

— Затем. Много будешь знать, быстрей состаришься.

— То есть убивать меня не будут? — и столько надежды в голосе. Вторая ложка в рот. Бэ.

— Будут, — поник Ирон.

— Так, какая тогда разница?

— Прости Катюх, если бы я мог…

— Фр.

— Ну спроси чего хочешь, на все отвечу! — мне показалось или он действительно жалеет о том, что сделал?

— Мятежный, кто еще в этом замешан? — раз дали разрешения задавать любые вопросы…

— Феникс, Сирена и пара человек из прислуги замка.

— Почему я не удивлена? Ладно. Какая у вас цель?

— Убить.

— А, ну да. Я и забыла, что вы меня скоро укокошите.

— Не только тебя. Вольного тоже.

— Э — э-э… А его зачем? — мне показалось, что с моего лица схлынула краска. По крайней мере, ощущение, что вся кровь утекла из тела, было. — Он же не наследник. Мне Арона рассказывала…

— Пока не наследник.

— Как это понимать? — я наконец-то осилила тарелку с жалким подобием супа и отдала ее обратно.

— У тебя на шее болтается довольно занятная штучка…

Я потянулась рукой к тоненькой цепочке. На месте. Слава богу.

— Так вот. Ты наверное уже слышала легенду о жившей когда-то давно королеве, которая полюбила простого дровосека…

— А, так он был дровосеком? — и о чем я сейчас спрашиваю? Дура.

— Был. У тебя на шее кулон Клетка. Находясь на теле человека, он запечатывает отрицательную энергию. Проклятие. Но, к сожалению, снять у нас его не получилось. Изначально, мы хотели отправить тебя обратно, в ставший твоим мир, после смерти Дирэля. Но кулон не снимается. Значит либо ты отдаешь его добровольно, либо мы тебя убиваем.

— Ирон, тебе-то это зачем? — какой же у меня жалостливый голос.

— Я сын Мирэля. Бастард, — поморщился он. — Если мы лишим Фарена наследника, то свергнуть его еще раз, дело времени.

— Какая от этого выгода этим двум чокнутым девицам? — меня стала бить мелкая дрожь.

— Феникс глупа. Она хоть и является дочерью Римера Дара, но она такой же бастард, как и я. Еще и Вольный свою судьбу не с ней связал. В общем обиженная и оскорбленная. Сирена же долгое время была фавориткой Фарена, но как бы она не старалась привязать его к себе, сердцем он всегда тянулся к Ароне. Женская зависть.