Шрифт:
— Куда? — крикнул Эл.
— Сами не знаем. Здесь мы все обрыскали. — Он отпустил тормоз, и машина медленно двинулась дальше.
Эл долго смотрел им вслед.
— А по-моему, лучше ездить в одиночку. Один скорее работу найдешь.
Флойд положил стамеску и невесело улыбнулся.
— Ты еще неученый, — сказал он. — На разъезды нужен бензин. А галлон бензина стоит пятнадцать центов. Эти четверо не могут разъезжать на четырех машинах. Они складываются по десять центов и покупают бензин. Тебе всему этому еще поучиться надо.
— Эл! — Эл посмотрел на Уинфилда, с важным видом остановившегося рядом с ним. — Мясо готово, ма сейчас будет нас кормить. Иди, она тебя зовет.
Эл вытер руки о штаны.
— Мы сегодня еще не ели, — сказал он Флойду. — Я поем и приду.
— Да это не обязательно.
— Приду, приду, чего там. — Он пошел за Уинфилдом к палатке Джоудов.
Около нее было тесно. Дети такой плотной стеной обступили котелок с варевом, что мать, поворачиваясь, задевала их локтями. Том и дядя Джон стояли рядом с ней.
Мать растерянно проговорила:
— Не знаю, как быть. Надо накормить семью. А что я с этими поделаю?
Дети стояли как вкопанные и смотрели на нее. Лица их ничего не выражали, глаза перебегали с котелка на оловянную тарелку, которую мать держала в руках. Глаза неотступно следили за ложкой, ходившей от котелка к тарелке, и когда мать передавала дяде Джону его порцию, глаза впились в нее. Дядя Джон подцепил полную ложку, и глаза поднялись кверху вместе с ней. Дядя Джон отправил в рот полкартофелины, и глаза уставились ему в лицо, следя за его выражением: вкусно ли, понравится ли ему?
Дядя Джон словно впервые увидел их. Он жевал медленно.
— Возьми, — сказал он Тому. — Я не хочу.
— Ты же сегодня ничего не ел, — сказал Том.
— Да у меня что-то живот болит. Не хочется.
Том спокойно сказал:
— Иди в палатку и ешь там.
— Да мне не хочется, — твердил дядя Джон. — Я и в палатке их буду видеть.
Том повернулся к детям.
— Уходите, — сказал он. — Марш отсюда! — Глаза оторвались от котелка и недоуменно уставились ему в лицо. — Марш отсюда. Так нехорошо делать. Все равно вам не хватит.
Мать разложила по тарелкам порции мяса с картошкой — совсем маленькие порции — и поставила тарелки на землю.
— Не могу я их гнать, — сказала она. — Просто не знаю, что и делать. Забирайте каждый свою тарелку и идите под навес. А то, что осталось, пусть они доедают. Вот эту дайте Розе. — Мать улыбнулась детям. — Слушайте, малыши, — сказала она, — разыщите себе где-нибудь щепочки, а я вам дам, что осталось. Только чтобы без драки.
Дети стремительно и молча разлетелись в разные стороны. Кто побежал искать щепки, кто по палаткам — за ложками. Не успела мать разложить еду по тарелкам, как они снова окружили ее — молчаливые, голодные, как волки. Мать покачала головой.
— Что же делать? Ведь семью не обделишь. Семью надо накормить. Руфь, Уинфилд, Эл! — громко крикнула она. — Берите скорей тарелки. Идите с ними под навес. — Она виновато посмотрела на дожидавшихся детей. — Здесь совсем мало, — сконфуженно сказала она. — Я поставлю котелок на землю, а вы поскребите остатки, только досыта из вас никто не наестся… Что же поделаешь. Я не дать не могу. — И, сняв котелок с огня, она поставила его на землю, сказала: — Подождите. Еще горячее, — и быстро ушла в палатку, чтобы не видеть этого.
Ее семья сидела прямо на земле, каждый со своей тарелкой, и в палатке было слышно, как дети скребут щепочками, ложками и кусками ржавой жести. Котелка за ними не было видно. Они не переговаривались между собой, не дрались, не спорили, но в каждом их движении чувствовалась железная настойчивость и чуть ли не ярость. Мать повернулась спиной, чтобы не видеть этого.
— Так больше нельзя, — сказала она. — Надо прятаться от чужих глаз. — Щепочки и ложки уже скребли по самому дну, а потом дети разошлись, оставив пустой котелок. Мать посмотрела на тарелки. — Вы, наверно, никто досыта не наелись.
Отец встал и, ничего не ответив ей, вышел из палатки. Проповедник улыбнулся и лег на землю, положив руки под голову. Эл сказал:
— Пойду помогу тут одному, он с машиной возится.
Мать собрала тарелки и пошла мыть их.
— Руфь! — крикнула она. — Уинфилд! Принесите-ка мне воды.
Она дала им ведро, и они пошли с ним к реке.
К палатке подходила высокая, широкоплечая женщина. Платье на ней было запыленное, все в масляных пятнах. Женщина шла, горделиво подняв голову. Остановившись в нескольких шагах от палатки Джоудов, она воинственно посмотрела на мать. Потом подошла ближе.