Мать сказала:

— Поедем в Мэрисвилл. Все равно, сколько ни заплатят. Едем.

— Это очень далеко, — сказал Том. — Не хватит на бензин. Не доберемся. Вот ты, ма, говоришь «думайте». А я ничего другого не делаю, только и думаю все время.

Дядя Джон сказал:

— Тут один говорил, будто скоро начнут собирать хлопок в Туларе. Это, кажется, недалеко.

— Надо уезжать, и поскорее. Хоть лагерь и хороший, а я здесь все равно больше не останусь. — Мать взяла ведро и отправилась в санитарный корпус за горячей водой.

— Ма у нас совсем разошлась, — сказал Том. — Я ее такой злющей давно не видал. Прямо кипит.

Отец облегченно вздохнул:

— Что ж, она хоть заговорила обо всем начистоту. Я уж сколько ночей не сплю, ломаю себе голову. А теперь решим, как быть дальше.

Мать вернулась с полным ведром; от горячей воды шел пар.

— Ну, — спросила она, — надумали?

— Все еще думаем, — ответил Том. — А что, если в самом деле двинуться на север, где хлопок? Здесь мы все объездили. Здесь ничего не найдешь, это уже ясно. Так вот, давайте погрузим все вещи и подадимся на север. Поспеем как раз к самому сбору. Я на хлопок пойду с превеликим удовольствием. Эл, а бензина у тебя полный бак?

— Почти. Двух дюймов не хватает.

— Что ж, этим обойдемся.

Мать подняла тарелку над ведром.

— Ну? — спросила она.

Том сказал:

— Ну, победила. Поедем. Так, что ли, па?

— Видно, придется, — ответил отец.

Мать взглянула на него.

— Когда?

— Да откладывать нечего. Можно и завтра утром.

— Утром и поедем. Я же вам говорю, сколько у меня всего осталось.

— Ты, ма, не думай, мне здесь тоже не хочется сидеть. Я уже две недели досыта не наедался. Есть — ел, да толку от такой еды мало.

Мать опустила тарелку в ведро.

— Значит, утром, — сказала она.

Отец хмыкнул:

— Вот какие времена настали, — язвительно проговорил он. — Раньше мужчина всем распоряжался. А теперь женщины командуют. Похоже, надо припасать палку.

Мать поставила мокрую тарелку на ящик. Она улыбнулась, не поднимая головы.

— Что ж, припасай. Вот будем сыты, устроимся где-нибудь, тогда, может, палка тебе и пригодится. А сейчас ты не делаешь своего прямого дела — не работаешь, не думаешь за всю семью. Будь по-иному — что ж, пожалуйста, замахивайся своей палкой, а женщины притаятся, как мыши, и только носом будут шмыгать. Тебе кажется, что женщину и сейчас можно исколотить. Нет, па! Сейчас тебе придется вступить с ней в драку, потому что у нее тоже палка припасена.

Отец оторопело улыбнулся.

— Ты бы хоть при детях этого не говорила, им такие слова пользы не принесут, — сказал он.

— А ты сначала накорми их, а потом рассуждай, где польза, а где вред, — ответила мать.

Отец встал с негодующим видом и ушел, и дядя Джон поплелся за ним.

Руки матери все еще плескались в ведре, но она проводила обоих мужчин взглядом и горделиво сказала Тому:

— Он молодец. Еще держится. Того и гляди меня отколотит.

Том засмеялся:

— Ты что же это — нарочно его подзуживаешь?

— Конечно, — сказала мать. — Мужчина иной раз мучается, мучается — совсем себя изведет, потом, глядишь, и ноги протянул с тоски. А если его разозлить как следует, тогда все будет хорошо. Па ничего не сказал, а обозлился — ух как! Он мне теперь покажет.

Эл встал.

— Пойду прогуляюсь немного, — сказал он.

— Не мешало бы машину проверить перед отъездом, — напомнил ему Том.

— Нечего там проверять.

— Смотри! Если что случится, ма на тебя напущу.

— Нечего там проверять. — Эл молодцевато зашагал вдоль палаток.

Том вздохнул:

— А я что-то устал, ма. Может, ты и меня разозлишь?

— Ты умнее, Том. Злить тебя незачем. У тебя поддержки надо искать. Остальные все… будто чужие… все, кроме тебя. А ты не сдашь, Том.

Все ложилось на его плечи.

— Не нравится мне это, — сказал он. — Я хочу погулять, как Эл. Хочу обозлиться, как па, или запьянствовать, как дядя Джон.

Мать покачала головой:

— Ничего у тебя не выйдет, Том. Я знаю. Я это с тех пор знаю, когда ты был еще маленький. Не выйдет, Том. Есть такие люди, которые устроены раз и навсегда. Вот Эл — мальчишка, у него одни девчонки на уме. А ты никогда таким не был.

— Как не был? — сказал Том. — Всегда был и сейчас такой.

— Нет. Ты что ни сделаешь, все дальше себя захватишь. Я это всегда знала, и когда тебя в тюрьму посадили, тоже знала. Такой уж ты человек.

— Нет, ма. Ты это брось. Это тебе только так кажется.

Она положила вилки и ножи на груду тарелок.

— Может быть. Может, и кажется. Роза, вытри посуду и убери.

Роза Сарона, выпятив свой огромный живот, с трудом поднялась с места. Она лениво подошла к ящику и взяла в руки мокрую тарелку.