— Недостаточно много, — заметил Ким Ир. — Вьетнамцы — как птичий помет. Насколько я понимаю, Ханой ничуть не лучше Сайгона. Удивительно, как эти катышки помета вообще отличают друг друга.

— Я бы вообще стер с лица земли весь вьетнамский коммунистический сброд, — сказал Римо.

Ким Ир Сен пожал плечами.

— Что ж, неплохая идея. Вьетнам — единственная известная мне страна, где во время войны население увеличивалось. Надеюсь, вы не имели дела с какой-нибудь вьетнамкой? Они все заразные, знаете ли.

— О, черт! — сказал Римо, отвернулся и стал смотреть в окно на бледное холодное корейское небо.

— Я отбываю, — услышал он слова Ким Ир Сена.

— Сделайте так, чтобы деньги Синанджу больше не присваивались вашими вороватыми чиновниками, — сказал Чиун.

— Да. Я лично прослежу за этим.

Чиун кивнул и проводил председателя до двери, где обратился к нему театральным шепотом:

— Не расстраивайтесь из-за его слов. В душе он кореец.

— Я знаю, — сказал Ким Ир Сен.

Чиун закрыл дверь.

— Ну? — спросил Римо.

— Что «ну»?

— По-моему, тебе есть что сказать. Говори.

— Я рад, что ты поднял этот вопрос, Римо, Ты нанес Нуичу неудачный удар, на дюйм ниже, чем надо. Раньше я бы простил тебе такую небрежность, так как твое извращенное американское восприятие обрекало тебя на небрежность и халтуру. Но теперь я не могу простить этого. Когда ты поправишься, придется отработать этот удар. К счастью, жители деревни знали, что ты ранен, поэтому они были к тебе снисходительны. Ты не опозорил Дом, но мы должны быть уверены, что этого не произойдет и в будущем.

— Это все, что ты собирался мне сказать?

— А что еще?

— Почему твой ноготь был в крови?

— Мой ноготь?

— Да. Ноготь указательного пальца левой руки.

— Тебе это померещилось в бреду, — сказал Чиун.

— Ты прикончил Нуича, разве нет?

— Римо, как ты можешь говорить такое! Ты же знаешь, что Мастер никогда не поднимет руку на жителя деревни. А я Мастер. Ну, может быть, на те несколько секунд, когда Нуич провозгласил себя Мастером, я таковым не был, но...

— Не рассказывай мне сказок, — перебил Римо. — Ты был Мастером и остаешься Мастером, и если ты пырнул Нуича, то не имел права.

— Если я что-то сделал не так, то отвечу перед своими предками. Но все это день вчерашний и день сегодняшний. Поговорим о завтрашнем дне. О том дне, когда ты, Римо, станешь Мастером Синанджу.

Чиун широко раскинул руки, словно стремясь охватить комнату со всеми ее вазами, кувшинами и прочей утварью.

— Только представь, Римо, когда-нибудь все это будет твоим!

— Верни обратно Нуича, — сказал Римо, и впервые за много дней смех не вызвал у него боли.