Вошли - достаточно просторная горница метров на двадцать пять квадратных, с печкой - и снова его школьные знания "мимо кассы" - печка стояла не посередине комнаты, а у стенки. Насколько он мог понять, значило это, что жилая часть дома достаточно велика. В дом прошли не все - сам хозяин (тот самый мужик, что поздоровался с ним). да ещё двое столь же уверенных в себе крестьян. Перекрестившись на почерневшие доски в углу, главный зычно скомандовал:

– Любава, всё что есть в печи - на стол мечи!

– Мне б умыться для начала, - вежливо попросил руфер. Полили над какой-то лоханью - и водичка туда лилась откровенно грязная.

В печи оказалось не так уж много - гречневая каша, молоко и какой-то пирог с непонятной зеленью - но всё очень вкусное, кстати. Мужики ели неторопливо, но так...
– истово, пришло в голову Игорю. И кстати - много. Сам он не то что поклевал, но съел раза этак в три меньше, чем любой из них.

– Чтой-то ты, барин, малоежка, - задумчиво сказал старший, - или объесть меня боишься?

– Привык, - пожал плечами парень.

Знакомиться начали только после еды - главный и правду оказался главным - старостой. Звали его Антипкой, а двух его братанов** - Егоркой и Мишкой.

– Игорь Владимирович, -редставился парень и после небольшой паузы, - Русин.

Лица у мужиков внезапно стали деревянными и речь их потекла уже без прежней живости, появилась странная нотка.

– "Да они что, лебезят передо мной" - удивился попаданец, - "С чего бы?"

Что он такое ляпнул, гадать можно было долго, а спрашивать напрямую... На фиг - однозначно.

Из осторожной беседы выяснилось, что живут они при "Матушке Елизавете, неподалёку от стольного града Питербурху". Обед и неловкая для обеих сторон беседа заняли часа полтора, после чего послышался дробный конский топот и вскоре в избу бесцеремонно ввалился какой-то военный.

– Вот, господин капрал, - с явным облегчением встал староста, - из-за кордона гость. Непонятный...

Военный молча стоял, рассматривая меня, я столь же молча сидел, рассматривая его.

– Гефрейт-капрал Новгородского уланского полка Егор Репин, - коротко представился он.

– Игорь Владимирович Русин, - столь же коротко ответил парень.

Снова молчание и снова непонятное ощущение, что капралу неловко. И что в этот раз? Имя не такое?
– гадал попаданец.

– Извольте проехать со мной в расположение, - слегка поклонился улан и вышел из избы.

– Благодарю за обед, - слегка поклонился парень крестьянам и вышел вслед за ним.

С капралом было ещё двое военных и запасная лошадь - видимо, для него. Поправив стремена под свой рост и проверив подпругу, Игорь привычно вскочил в седло.

"Расположение" оказалось временным военным лагерем для двадцати пяти человек, а капрал*** был здесь старшим. Хм..., а Игорь-то думал, что старшим должен быть сержант или там унтер... Столь же неловкий разговор и внимательные взгляды солдат. Кстати - забитыми или голодными они не выглядели и вели себя с большим достоинством. Даже откровенно неуклюжий молодняк гонялся беззлобно и "отеческих" ударов в "фанеру" не наблюдалось. Максимум - что-то вроде "голова куриная", после чего этот самый молодняк краснел и бросался исправлять ошибки.

Лагерь этот сворачивался: как понял Игорь, военные выполнили свою задачу - очистить окрестности от неких "татей". С десяток пленных они везли на телегах - были это мужички откровенно уголовного вида, так что парень понял, что "тати" - это попросту разбойники. Кого удалось захватить живым - тех ждал суд и каторга. Хм...

– Именно каторга, а не виселица какая?
– осторожно осведомился попаданец.

– Матушка Елизавета никого не казнит, - назидательно поднял палец молодой солдатик, приставленный к нему то ли для таких вот вопросов, то ли для охраны.

– Если сопротивляются - тогда да, порубить, да подвесить, чтоб все видели - дороги охраняются.

Покивал задумчиво - и снова насел на солдатика с вопросами, а их было много... Постепенно раскрывались местные реалии - необычные, мягко говоря. Для примера - люди, идущие в армию не по "призыву", пользовались нешуточными привилегиями. Их не могли бить наказывать физически иначе как по приговору полкового суда и только за очень большие проступки; проще было продвижение по службе; можно было не уволиться - но перейти на службу гражданскую лет этак через десять-пятнадцать. Ну и другие поблажки.