Санаев Олег А.
Шрифт:
Зима все-таки началась. Хотя бы по календарю. В первых числах декабря, преодолев на чужом моторе Суэцкий канал, «Лена» вышла в Средиземное море. До большой воды из гавани Порт-Саида яхту дотащила снова встреченная здесь «Леди Анна». И сделала она это запросто, безо всякой английской чопорности и совершенно корыстно.
Cекстант – любимый инструмент Гвоздева. После GPS
Гвоздев хотел было заглянуть в Израиль, но потом взял курс на Лимасол, с некоторого времени главный порт греческой части Кипра. Если бы он поступил иначе, то никогда не встретил бы Бориса Аронса, кипрского судовладельца родом из России, и лишил бы нас третьей части морских рождественских историй конца 1995 года.
Итак, за несколько дней до Рождества Гвоздев постирался, развесил бельишко на леерах и в шубе «на босу ногу» (а шуба с теплохода «Новоцентрол-4»!) оглядывал акваторию. Ждал, пока высохнет. Не акватория, конечно, – рубаха с брюками.
Вдруг (без этого слова рождественских историй не бывает), так вот, вдруг проходивший мимо катер «Арина» замедлил ход, пошел поближе, и голос без усиления и металла просто спросил его по-русски:
– Мужик, ты откуда?
– Из России,– сказал Гвоздев.
– Да флаг я твой вижу. Из России откуда?
– Из Махачкалы, с Каспия.
– А идешь куда?
– Да в Махачкалу.
– Чего это ты ходишь туда-сюда?
– А я не туда-сюда, я вокруг…
– Вокруг чего? Земли, что ли?
– Ну да.
– Вот на этом г…??!
– На нем.
– Ну ты даешь! А чего в шубе?
– Да вот постирался…
– Пошли ко мне в гости!
– Не могу – штаны мокрые, – застеснялся Гвоздев.
– Да хрен с ними, со штанами. Пошли! – настаивал капитан «Арины»…
После этого светского разговора с судовладельцем и яхтсменом Борисом Аронсом у капитана «Лены» кончились все проблемы.
И не только с одеждой, кое-что из которой он, честно говоря, носит до сих пор. Рождество и Новый год они встречали вместе, но потом Гвоздев уже не расслаблялся, чтобы не повторилась австралийская история на стыке 1994-1995 годов.
Дальнейший рассказ об окончании своего плавания Евгений Александрович будет вести сам, отвечая на несколько совершенно необходимых вопросов автора. А первый был о том, почему из Порт-Саида Гвоздев пошел сразу на Кипр, а не заглянул в Израиль, как планировал?
Е.Г.: Действительно, я хотел побывать в Хайфе, и у меня были адреса тамошних яхтсменов (даже тех, кто уехал из России и Дагестана). Но меня встретила дурная зимняя погода, встречный ветер, с которым я устал бороться в Красном море, а на пороге завершения похода я вообще-то уже боялся новых осложнений и приключений. Поэтому пошел напрямик в Лимасол, пришвартовался в рыбном порту.
О.С.: В одной из Ваших телеграмм сообщалось, что Вы собирались зимовать на Кипре. Почему же 17 февраля Вы были уже в Афинах?
Е.Г.: Потому что от Лимасола до Афин не так уж далеко, а мне не терпелось завершить кругосветку. Для этого оставалось-то дойти до греческой столицы, вернее, до мыса Сунион недалеко от Афин. И я пошел туда через острова Родос и Лерос.
О.С.: В Эгейском море множество островов. Почему Вам запомнились именно эти?
Е.Г.: Родос – это, пожалуй, самый крупный после Кипра остров, а на Леросе мне пришлось подавать сигналы «SOS», чего я не делал ни в одном океане. А здесь вот приперло.
О.С.: И была угроза для жизни?
Е.Г.: Нет, только для яхты, но потерять ее в нескольких сотнях миль от заветного мыса Сунион было бы еще обиднее и страшней, чем остаться без фотографий и слайдов, утраченных в Сомали.
О.С.: Расскажите, пожалуйста, подробнее.
Е.Г.: У Лероса, куда я пришел с острова Кос, ночью поднялся ветер, сильный ветер, и меня понесло на камни. Якоря держали плохо, и «Лена» медленно, но верно приближалась к берегу. Всю ночь я жег фальшфейера, то есть сигнальные огни, которые обычно держат в руке, и пускал ракеты. Рядом на берегу были освещенные дома, оживленное ночное шоссе, но никто так и не отреагировал на мой фейерверк. Вероятно, думали, что на яхте «балдежка», и это мы так развлекались. Только утром, когда у меня в задубевшем кулаке догорал последний фальшфейер, ко мне подошел рыбачий катер и оттащил «Лену» в море. Рыбаки быстро поняли, что я не развлекался, а терпел бедствие. В тот момент до прибоя оставалось метров 20-30. Вот так можно было потерять яхту в Эгейском море, недалеко от мыса Сунион. Ничего особенного, конечно, в нем нет, но именно у этого мыса я скоро пересек собственный курс, проложенный за три года до этого, в самом начале плавания. После такого пересечения замкнулся круг, закончилась кругосветка через три океана, и дальше я стал узнавать места, мимо которых шел.
О.С.: И когда это произошло?
Е.Г.: Спортивная часть моего кругосветного плавания завершилась 17 февраля 1996 года. Снова пройдя мимо Суниона, я уже мог из Афин отправиться домой, скажем, на самолете, а яхту продать или даже бросить, и тем не менее считалось бы, что круг по земному шару я все же совершил. Но, боюсь, никто из земляков не понял бы этого поступка, поэтому я привел яхту в Махачкалу. На это мне понадобилось еще пять месяцев. Впрочем, самого движения было меньше, месяца три, потому что в Афинах пришлось простоять около двух месяцев, дожидаясь тепла. Ну, не могу я без него, а зима – она и в Греции зима, хоть и помягче. Мне нельзя было намокать, так как негде сушиться, нельзя было сильно болеть.
Стоял, естественно, в марине, где меня снова и в который раз поразили масштабы развития яхтенного спорта и бизнеса в мире и наше отставание в этом смысле. Ведь порт этой гостиницы в два раза больше махачкалинского торгового, имеет девять причалов для ста катеров и яхт каждый. Да еще они стояли вдоль стенки и торцов. То есть здесь было около тысячи судов со всего света на плаву и еще полторы тысячи на берегу.