* * *

Третий за нашим столом Ильяс Белялович Абушаев.

— Ильяс Белялович, вы, наверное, опять приедете в Антарктиду?

— Может, приеду, может, нет. Мне все равно работать — что в Мирном, что в Монино.

В Монино под Москвой у Ильяса семья. Он работал бульдозеристом. Позвали в Антарктиду работать. Поехал. И ездит уже четвертый раз.

Ильяс может сутки не вылезать из бульдозера. Такое случается в Антарктиде. Ждут самолета, а полосы нет. Вот Ильяс и утюжит.

— Как работает! Вы должны поглядеть, как работает! Скажи: вершок снега снять надо — вершок и снимет. Скажи, надо побриться — побреет бульдозером. — Бульдозерист Николай Романов говорит об Ильясе, как говорят в театре об уважаемом и очень талантливом артисте.

Я чувствую: в деле бульдозеристов тоже есть какая-то тайна, и когда, пообедав, Ильяс надевает здоровенные рукавицы, прошусь к нему на бульдозер.

Любая машина имеет отдых. Бульдозер в Антарктиде отдыха не имеет. Постоянная война со снегом. То чистит полосу, то самолет замело, то надо откапывать склад, то трактор вдруг под снегом исчез — и все забыли, где он стоял. Выручает Ильяс. Он все помнит. Начинает ворочать снег. И трактор появляется на свет божий — ни царапинки…

Ильяс небольшого роста. Когда надо передвинуть тяжелые рычаги, Ильяс поднимается на ноги. А поскольку рычаги надо двигать все время, он почти не садится в кабине. Любое дело в Антарктиде тяжелее в три раза. Я не мог понять, почему этот человек не валится от усталости, отстояв в кабине десять часов. Сидит в столовой веселый. Только к бачку со щами подходит непременно два раза. А после ужина вдруг снова видишь его на тракторе.

— Ильяс, почему не в кино?

— Ребята попросили маленько отчистить. Крыша в доме трещит…

Самолетов здесь ждут, как тепла…

* * *

Николай Пройдаков… Для всех мирян, живущих под снегом, я придумал и записал в книжку шутливое прозвище: «Подснежники».

Применительно к Николаю это прозвище сразу вызывает улыбку. Большой, угловатый. Нижнюю губу ему солнце так разукрасило, словно побывал в переделке.

Вчера Николая в партию — принимали. Красный стол. Нет обычных для кают-компании шуток. Николай стоит, мнет шапку.

— Ну, расскажи о себе…

— Значит, так… Родился в Сибири. В школу, считай, не ходил. Награды имею такие: орден Славы и медаль. Работаю в транспортном отряде, плюс дали нагрузочку — ухаживаю за известными вам животными.

Известные нам животные — шесть здоровенных свиней. Они живут на отходах нашей столовой. За ними надо было ухаживать. А кто возьмется сельское хозяйство вести в Антарктиде? Пришлось поручить Николаю. Он немного стеснялся неожиданной в Антарктиде должности свинаря. Но дело есть дело. Шесть поросят, купленных на рынке в Кейптауне, на хороших харчах превратились в шесть дородных хавроний. Одна из них неделю назад умерла насильственной смертью. В обед мы пришли к единодушному заключению: мороженое мясо есть мороженое мясо, а свежая свинина есть свежая свинина.

— Коля, никакого сравнения! — и показываем большой палец.

Механик-свинарь именинником ходит…

Ивану Хмаре, погибшему вместе с трактором в ледяной полынье.

* * *

В первый день прилета в Антарктиду я снимал пингвинов на острове Хасуэлла. Опасаясь, видно, что я наступлю на гнездо, один пингвин больно ущипнул меня сзади. От неожиданности я уронил на камни аппарат.

— Чепуха, сходи к Сироткину, — сказали летчики.

— А он кто?

— По должности — водопроводчик…

Я с некоторой опаской прошел мимо большой наковальни, мимо лыжи от самолета, перешагнул груду железа и оказался в комнате-мастерской.

Седой человек лет сорока поднял над глазом монокль, потрогал кнопки на моем аппарате.

— Хорошо. Вечерком заходите.

Так я познакомился с Андреем Сергеевичем Сироткиным. Аппарат работал исправно. Но я еще много раз заходил в мастерскую, чтобы поглядеть на работу водопроводного мастера.

Заходят в мастерскую два штурмана, кладут на стол два астрокомпаса самолетов Ил-18.

— Не знаем, что делать. Так собраны на заводе — в Южную Америку улетим вместо Европы.

Водопроводчик поднимает монокль, молча разглядывает сложные астрокомпасы.

— Хорошо. Вечерком заходите…

Проходит геофизик Петя Астахов, ставит на верстачок ящик. В ящике — еще ящик, потом еще. А там — сверхточный хронометр. Надо его перестроить, чтобы замыкал ток один раз в девяносто секунд.

— Хорошо. Посмотрю…