Брилиант Семен Моисеевич
Шрифт:
До 1841 г. не переменил Крылов ни службы, ни занятий, ни даже квартиры. Не переменил он и друзей, но только многих пережил.
Одна и та же лестница, мимо Крылова, вела наверх в квартиру Гнедича. Удобство сообщения, холостая жизнь обоих, любовь к литературе и одинаковые отношения к дому Олениных тесно связывали поэтов, хотя во многом велика была разница в их личности. «Умом своим всегда сосредоточенным и дальновидным», говорит Плетнев: «сердцем опытным и охлажденным, характером беспечным и скрытным, жизнью недеятельною и неопрятной, приемами простыми и чуждыми светскости — Крылов представлял совершенную противуположность Гнедичу, который до многого додумывался медленно и не всегда верно, увлекался добрым и доверчивым чувством, любил во всем порядок и щеголеватость, старался выказать знатока общественных приличий и часто поддавался влечению самолюбия». «Он не заботился ни о чистоте, ни о порядке. Прислуга состояла из наемной женщины с девочкой, её дочерью. Никому в доме и на мысль не приходило сметать пыль с мебели и других вещей. Из трех чистых комнат, выходивших окнами на улицу, средняя составляла залу, боковая, влево от неё, оставалась без употребления, а последняя — угольная, к Невскому проспекту, служила обыкновенным местопребыванием хозяину. Здесь, за перегородкой, стояла кровать его, а в светлой половине он сиживал перед столиком на диване. У него не было ни кабинета, ни письменного стола. Приходивших к нему он дружески просил всегда садиться, на что не без затруднения можно было согласиться опрятно одетому гостю. Крылов беспрестанно курил сигары, с мундштуком. предохраняя глаза от жару и дыма. При разговоре сигара ежеминутно гасла. Он звонил. Девочка, проходя из кухни через залу, иногда с песенкой, приносила тоненькую восковую свечу без подсвечника, накапывала воску на стол и ставила огонь перед неприхотливым своим господином. Форточка в зале почти всегда была открыта. Крылов, набрасывая зерен, привадил к себе голубей с Гостиного двора, и они привыкли быть у него как на улице. Столы, этажерки, вещи, на них стоявшие, и все кругом носило на себе следы пребывания этих ежедневных гостей баснописца. Утром он вставал довольно поздно. Часто приятели находили его в постели часу в десятом. Один из них, товарищ его по Академии, привез ему с вечера в подарок богато переплетенный экземпляр Фенелонова Телемака. Это было еще в 1812 году. Едучи по утру к должности, полюбопытствовал он спросить у Крылова, понравился ли ему перевод, которым поэт наш и хотел было, ложась спать, позаняться, но так неосторожно держал перед сном в руках книгу, что она сползла с кровати под столик. Переводчик, заглянув за перегородку, где Крылов еще спал, и увидев, куда попала золотообрезная книга его, тихонько убрался назад. чтобы Крылов и не узнал о его посещении».
Так, за сигарой, с романом, иногда в разговорах с приятелями, Крылов проводил время до того часу, в котором надо было отправляться обедать в английский клуб. Продремав там довольно времени после обеда, иногда заезжал он к Оленину, иногда возвращался домой.
«Никогда не замечали в нем каких-либо душевных томлений; он всегда был спокоен». Но взамен горячих порывов он проявлял иногда глубокую привязанность. «Елизавета Марковна», говорил он Олениной: — «когда наступит мой час, я приду умереть к вам, сюда, к вашим ногам». Никогда не забывал он и своего единственного брата, с которым виделся последний раз около 1806 г.; больше не суждено им было увидаться до могилы.
Лев Андреевич служил в гвардии в Петербурге, когда Крылов издавал журнал «Зритель». Перейдя потом в армию, он тянул лямку на юге. Иван Андреич постоянно поддерживал его деньгами. Как только положение его упрочилось службой в библиотеке и пенсией, он стал подумывать о том, чтобы перевести брата в Петербург. Мечты эти не исполнились, но он не переставал принимать живое участие в судьбе брата. Несмотря на небольшую разницу в летах, брат называет Ивана Андреича не иначе как «любезный тятенька», «милый батюшка», «братец Иван Андреич». Единственное, в чем брат его постоянно упрекает, это — что он подолгу не отвечает на письма. Не может преодолеть Иван Андреич своей лени; он посылает брату деньги, экземпляры изданий, даже списки басен и копии с докладов Оленина Государю о награждении его, но писем не пишет. Также неохотно исполняет поручения, требующие каких-нибудь хлопот, хотя очевидно опять-таки из лени, а не по недостатку доброты. Брат Лев пишет ему о какой-то Марфушке: «Я право полагал, что она давно на воле, а она, бедная, терпела через твою беспечность. Однако ж теперь я очень рад и благодарю тебя, что ты за все претерпение ее наградил». Из этих слов ясно выступают черты характера Крылова — доброта и лень, которые часто спорят в нем, как ветер и солнце в сказке. Ленясь писать брату, Иван Андреич так интересуется им, что требует описания мельчайших подробностей его быта. Последний не отказывает в этом. Талант в музыке — очевидно родовое достояние Крыловых, как и охота к чтению. Брат Крылова тоже играет на скрипке и очень любит читать. Кроме своих басен И. А. пользуется всегда случаем посылать ему и другие книги. С тех пор как Крылов начинает писать басни, брат становится таким же горячим поклонником его таланта, как и вся публика. Он человек простой. Несколько раз был он в походах за границей, но кроме подробного военного маршрута не вывез оттуда никаких впечатлений.
Тем интереснее его отзыв о баснях. Больше всех, пишет он, понравилась ему басня «Сочинитель и Разбойник». «В жизни ничего лучшего не читывал», замечает он. — «Беспримерные твои басни я пробежал и могу сказать, что не даром ты ими прославился, да и Государь Император удостоил их назвать приятными и полезными… Я никогда не сомневался, чтобы ты не употребил свои божественные дарования в пользу общего блага, и нахожу, что нет ничего достойнее благородной души, как советами и самыми легкими доказательствами отвращать от порока и привлекать к добродетели». Он говорит здесь, прилично случаю, несколько высокопарно, но смысл отвечает всеобщему убеждению. Так думал и такое значение придавал сатире и в особенности басне сам И. А., как мы видели выше. Он в восторге от почестей брата, но в одном письме замечает: «Только жалею очень, любезный тятенька, что твоя муза такая сонливая и ленивая». Это относится уже к 1821 году.
В это время Крылов получает из Кабинета уже добавочную пенсию, а всего до 3,000 руб. ас, кроме жалованья. В 1820 г. награжден он орденом Владимира 4 степени. Басни свои печатает он то в «Сыне Отечества», то в издании «Беседы». Его молодые друзья возмущаются. «Как не стыдно бросать в навоз», говорят они, когда Крылов читает свои басни в собраниях Беседы, где обыкновенно «один читает чепуху, другой говорит „изрядно“, третий хвастает, четвертый хвалит себя и Шишкова». Но Крылову было поздно менять свои привычки и друзей, да это и не мешало ни славе его, ни расположению к нему молодежи. Батюшков особенно горячо относился к И. А. «Выпроси у Крылова басню», пишет он Гнедичу в одном письме; в другом: — «поклонись от меня бессмертному Крылову, бессмертному — конечно, так!» — «Обними соседа (т. е. И. А.), но как обнять! Он, я думаю, толще всех поэтов вкупе и рассудком, и тушею».
Жуковский был также в числе лучших друзей Крылова и ценителей его гения. Ив. Андр. с удовольствием проводил время в его квартире, на вечерах, в обществе Пушкина, Батюшкова, кн. Вяземского, Гнедича, Уварова, Дашкова, Блудова и других. Здесь же бывали и Сперанский, граф С. Румянцев, а также Оленин и Карамзин. В группе людей на картине, изображающей кабинет Жуковского в его квартире, в Зимнем дворце, всех заметнее и интереснее фигура баснописца, рядом с Пушкиным. Раз, на одном из этих вечеров, Ив. Андр. стал искать чего-то в бумагах на письменном столе. «Что вам надобно, Иван Андреич?» спросили его. «Да вот какое обстоятельство», отвечал он: «хочется закурить трубку; у себя дома я рву для этого первый попавшийся под руку листок, а здесь нельзя так: ведь здесь за каждый лоскуток исписанной бумаги, если разорвешь его, отвечай перед потомством».
Так говорил скромный баснописец. Он в самом деле никогда не дорожил лоскутками, на которых писал свои басни. После его смерти находили в корзинах и на чердаке измятые и изорванные черновые его басен, доставившие однако богатый материал для истории его творчества.
В Императорской Публичной Библиотеке хранятся разрозненные листки, сколотые булавкой, вырванные по-видимому из тетради. На особом листе рукою Гнедича сделана заметка: «Экземпляр басен, сколотый булавкой, который Иван Андр. в таком виде имел с собой, когда читал Императрице Марии Федоровне в Зимнем дворце в 1813 году, будучи вместе со мной». Обыкновенно писал он на лоскутках и держал в кармане помятые листки.
Глава VI
Покой и слава
Переводы басен. — Иностранная критика о Крылове. — Брошюра Я. Н. Толстого. — Болезнь. — «Василек». — Семья А. Н. Оленина. — «Три поцелуя». «Крестьянин и змея». — Письма брата. — Поездка в Ревель. — Смерть брата. — Горесть И. А. Крылова. — Пособие на издание басен в 1824 г. — «Конь и всадник». — Письмо к дочери Оленина. — «Муха и пчела». — Сборы за границу. — Домашние затеи. — Голуби в гостиной. — Анекдот об известности Крылова. — Находчивость его. — Император Николай дарит бюст Крылова наследнику престола. — Шутка «фавориточки». — Маскарад в Зимнем дворце. — «Вельможа». — Юбилей. — Смерть Е. М. Оленина. — Отставка. — Жизнь Крылова на Васильевском Острове. — Эпиграмма Воейкова. — Творчество в басне. — «Бедный богач». — Значение сатиры Крылова. — Речь митрополита Макария. — Прихожанин. — «Сочинитель и Разбойник», — «Гребень». — Смерть Крылова. — Памятник. — Эпиграф в «Звёздочке».