Клифт сразу же почувствовал к незнакомцу что-то вроде классовой неприязни. Видал он таких. И лопатников из их импортных лепешков повытаскивал несчитано. Да вот не разбогател. Хотя денежки, бывало, после удачного скока у него водились. Да все как-то… между пальцев и утекали. А он и не жалеет. Видать, не судьба. Видать, у этих, богатеньких, ген какой-то особый в организме присутствует, благодаря которому деньги к ним липнут. А Клифт, как ни крути, пролетарий криминалитета. Даже паханом, который других на дела посылает и при этом не-замаранным остается, никогда не был. Все сам, своим горбом добывал. И по карманам собственноручно шарил, и срока немалые за то постоянно мотал. Все, как говорится, по-честному. Он ведь жулик не абы какой, отмороженный на всю голову, а с понятиями. Работягу, например, или старушку-пенсионерку ни в жизнь не тронет. Зато юзера вот такого, в крокодиловых туфлях, или дамочку, с губками ботексными, на весь свет презрительно оттопыренными, сам Бог велел заставить делиться с ближним. То есть с ним, Клифтом. Только вот подобраться к этой публике все труднее становится. Они для себя словно государство в государстве выстроили. В общественном транспорте, в метро не ездят практически. Живут тоже наособицу, за шлагбаумами, в разных там элитных поселках да кондоминиумах. И аэропорты, вокзалы, театры, концертные залы столичные остались теми немногими местами, где эти хозяева жизни бывают пока на равных с остальным людом. И там для Клифта — раздолье! И раз уж он так удачно попал, то этого фрайерка в дорогом костюме он обязательно бомбанет. Не знает пока как, но бомбанет за милую душу! Может, дождется, пока тот задремлет, а может, и шандарахнет чем-нибудь по башке, хоть такой гоп-стоп и не по его специальности. Но бабки у этого, все купе для себя откупившего, должны быть, и немалые… Торопиться-то некуда. Выждет момент, и вперед!

А тем временем вальяжный попутчик расстегнул объемистый портфель, достал оттуда литровую, не иначе, бутылку — коньяка ли, виски, хрен их разберет, не по-русски на этикетке написано, — налил в стакан, прихлебывать начал. Без закуски. И то! Это от водяры всего наизнанку выворачивает, если не заесть или хотя бы не занюхать, хоть рукавом, стопарик, а хороший алкоголь можно и не закусывать. Ишь, сидит развалясь, наслаждается. А вот дать бы тебе этой пузатой бутылкой литого стекла по башке, сразу бы понял, что не поймал еще Бога за бороду!

Впрочем, то, что потенциальный клиент принялся накачиваться спиртным, Клифта вполне устраивало. С пьяным-то справиться в любом случае проще. Может, наклюкается сейчас да заснет. А после того можно и бумажничек его приватизировать, и портфель толстенький прихватить. Наверняка в нем еще чего-нибудь ценного, кроме выпивки, найдется. Надо только не торопиться, набраться терпения, выждать момент…

Клифт прикрыл глаза. По опыту своего ремесла знал, что нельзя долго пялиться на человека, даже в спину смотреть нельзя, обязательно почувствует взгляд, насторожится, начнет озираться тревожно, и прощай тогда удачная кража. Однако этот безмятежен пока. Опять забулькало из бутылки. Жизнь удалась! А что, сволочь-в ботинках из крокодила, ты в жизни той видел? Тебя, что ли, после восьмого класса мамаша непутевая сперва в детский дом сдала, а потом, одумавшись вроде, домой вернула, да через год в ПТУ строительное, или, как тогда говорили, «каблуху», на казенные харчи отправила? У тебя старшие пацаны все отбирали — шмотки, стипуху жалкую? А на стройке, на практике, над тобой, что ли, мужики измывались, а потом хохотали под визг кладовщицы, указывая пальцем на Клифта? Впрочем, он и не Клифтом был тогда, а Валеркой Пузанёвым, безотцовщиной-недоучкой. Клифтом он после первой отсадки, по малолетке еще стал, когда срок получил за то, что у продавщицы газированной воды на улице тарелку с мелочью стырил. Жрать хотелось, не милостыню же просить! Год чалился, вышел, а мать на какую-то ударную стойку подалась, реку в Сибири плотиной перекрывала, к себе звала. А чего он там не видал? В зоне прочно усвоил: от работы кони дохнут. Да и работать — где? Опять на стройку, в подсобники? Он ведь даже ПТУ не окончил. Хорошо, Писарь, старый карманник, пригрел. К делу приставил. Сперва на подхвате — кошельки из карманов, сумочек, бритвой-писанкой взрезанных, в толпе передавал, чтоб с поличным самому не спалиться. Потом ремеслу обучил. Клифт хорошим карманником стал, высшей квалификации. Но и менты не дремали. В итоге пять сроков по пять лет, или пять Петров, по-зоновски, можно сказать, в квадрате, из своих сорока от роду, отсидел. Искупил хоть в какой-то степени, стало быть, перед Богом и обществом свои воровские грехи.

Этот, на диване, в третий раз булькнул пузатой бутылкой. Жахнул полстакана, зачавкал припасенным лимоном так, что у Клифта от оскомины зубы свело и слюна потекла, как у голодной собаки. Если и дальше этот фрайерок будет в том же темпе спиртным наливаться, то у Клифта с выходом из вагонного заточения проблем не будет.

Поезд тронулся мягко, качнулся вагон, звякнули сцепки.

И в этот момент в купе постучали.

— Я же просил не беспокоить! — подал голос попутчик, но дверь уже отъехала в сторону.

— Проверка документов! — строго произнес вошедший.

Клифт глянул из своего закутка вниз — и задохнулся обморочно. В купе стоял полицейский майор.

— Вы один в купе? — деловито осведомился блюститель порядка.

Карманник закостенел, понимая обреченно, что это — конец. Деваться ему некуда, и стоит менту обернуться, осмотреться хотя бы бегло, он непременно обнаружит Клифта. Тепленького, как на подносе…

— Нет, я тут с бабой кувыркаюсь, — с хмельной дурашливостью заявил пассажир. — У проводницы не мог спросить, кто я? Нет, лезет в купе, беспокоит по пустякам. Тебе что, погоны на плечи давят? Могу, ха-ха, помочь, облегчить, так сказать, ношу. На одну ступень звания! Будешь, блин, капитаном железнодорожного плаванья!

— Прошу прощения, служба, — ответил сухо майор. — Осматриваем весь состав. Проверяем наличие незаконных мигрантов, криминальных элементов. Обычная процедура. В соседнем вагоне депутат Государственной Думы едет, и ничего. Отнесся с пониманием, предъявил документы…

— Ну, на тебе документы. Вот паспорт, вот командировочное удостоверение. Билет, сам знаешь, у проводницы.

Полицейский пошелестел бумагами.

— Жабин Юрий Степанович?

— А кто ж еще, твою мать! В паспорте ясно написано.

— Куда следуете?

— В Южноуральск. Назначен на должность генерального директора нефтяной компании «Южуральскнефть». Слыхал про такую?

— Слыхал. Извините, просто я должен лично удостовериться, что вы именно Жабин Юрий… э-э… Степанович, — примирительно ответил майор. — В нашем деле ошибиться нельзя…

— Ну, удостоверился? — раздраженно прервал его нефтяник. — Теперь у тебя ко мне все?

— Не совсем…

Полицейский сделал шаг назад, потом, сунув руку под лацкан кителя, вытянул из-за пазухи пистолет — длинный, с глушителем.

И — пф-ф, пф-ф, — дважды выстрелил в грудь удивленного пассажира.

Клифт едва не обделался со страха. Если его заметят сейчас — арест ему не грозит. Отправят отбывать вечный срок на том свете…

Между тем киллер в майорском мундире склонился над убитым, хладнокровно пощупал у него пульс на запястье, оттянул верхнее веко и, убедившись, что перед ним труп, отвинтил глушитель от ствола пистолета, положил в боковой карман кителя, а оружие опять сунул за пазуху. И вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь купе.