Возможности устроить дебрифинг не было: слишком мало информации. Ни одного из оперативников, которые должны были участвовать в спецоперации, установить по сотовому не удалось. Маяки – а они должны были носить их с собой – были не активны, содержащаяся в них функция «паника» активирована не была. Но все уже понимали: просто так люди в Багдаде не пропадают, и если есть один убитый, значит, в лучшем случае жди еще четверых. В худшем – в сети может появиться видео, где стоящий на коленях избитый американец на фоне черного флага и боевиков с автоматами признает, что он агент ЦРУ, и зачитывает по бумажке слова раскаяния. Или могли выложить сцены пыток и зверской казни.

Рафф Эйдел, начальник станции ЦРУ, срочно вернулся в Багдад и сейчас сидел один в зале, предназначенном для видеоконференций – телекамера была как оптический прицел, направленный прямо на него. На другом конце провода, где-то там, в безопасном и бессильном Вашингтоне, перед такой же камерой сидел директор национальной разведки Керн.

– Вы уже выходили на русских? – задал вопрос Керн, разминая в пальцах сигарету.

– Нет, – резко ответил Эйдел. – У меня нет никаких оснований к тому, чтобы выходить на русских. Совершенно никаких.

– Ай, бросьте! – взорвался Керн. – Вы не хуже меня знаете о сути операции, верно?

– О сути – нет, сэр. Меня в суть не посвящали.

Заместитель директора Керн подавил гнев. Не время.

– Есть что-то новое? Что мы еще не знаем.

– Да, сэр. Сгоревшая машина.

– Машина?

– Да, сэр. Нам удалось получить копию дела из полиции Басры. В деле фигурирует машина, «Ниссан» местного производства. Она полностью сгорела. Судя по номерам двигателя, это та машина, которую я дал вашему человеку по его просьбе.

Эйдел помолчал и добавил:

– И в машине обнаружен труп. Еще один – рядом с ней. Обо обгорели, один полностью, другой… В общем, для опознания тоже не годится.

– Два трупа? – уточнил заместитель директора.

– Да, сэр.

Черт.

– Где они сейчас?

– В полицейском морге, полагаю, сэр.

– Мы можем их получить?

– Думаю, да, сэр, с этим нет проблем. Только заплатить.

– Сделайте это.

– Хорошо, сэр.

– Продолжайте поиски. Но не предпринимайте ничего серьезного без согласования со мной.

– Да, сэр.

Директор нацразведки махнул рукой, чтобы отключали трансляцию.

– Воды, сэр?

Обан, как всегда, был на месте и с тем, что сейчас нужно. Директору национальной разведки США врачи запретили пить больше двух чашек кофе в день, запретили алкоголь вообще, и теперь он пил только воду со льдом. Он любил кофе, но отказался от него полностью, потому что знал: начнешь пить, и двумя чашками не ограничится.

– Этот сукин сын думает, что держит нас за яйца, – сказал директор национальной разведки.

Обан ничего не сказал – он отлично изучил того человека, который тащил его наверх, и знал, когда надо говорить, а когда – молчать.

– Поедешь в Ирак, – решил Обан. – Возглавишь группу. Ты знаешь, что делать.

– Да, сэр.

Он и в самом деле знал, что делать. Временная группа, которую они создали за несколько часов, называлась «Группа оценки и устранения ущерба». Такие группы формировались всякий раз после того, как следовал провал. В их задачу входило, помимо прочего, изучение причин провала и выдача рекомендаций.

Чего ждал от него босс – он знал. Он составит обтекаемый доклад, к которому не придраться и который будет устраивать (в смысле выводов) обе стороны – и ту, которая в Багдаде, и ту, которая в Вашингтоне. Чаще всего вину сваливали на самого пропавшего агента – неосторожность, нарушение инструкций. Но, кроме того, он должен присмотреться к деятельности багдадской станции, по возможности найти там человека, которому тесно в его кресле, и неофициально намекнуть, что его «души прекрасные порывы», направленные на то, чтобы подгрызться под шефа, найдут полное понимание и поддержку в Вашингтоне. Кто работает – тот всегда виноват, и кто лучше знает, в чем именно, если не собственные работники. Эйдела сожрут свои же, а директор Керн еще раз подтвердит свою репутацию человека, с которым лучше не связываться. Никак и ни по какому поводу.

В общем, обычная бюрократическая война.

Для полета в Ирак директор национальной разведки в рекордные сроки выбил им транспортное средство – самолет «Гольфстрим». Он был в откровенно плохом состоянии – нет, с технической точки зрения все было нормально, но вот салон. Когда-то роскошный – его конфисковали у торговцев наркотиками, – сейчас он был порван, заплеван, прожжен сигаретами. В нем чувствовался тонкий аромат дешевого чистящего средства и беды. Потому что этот самолет использовался для перевозки PUC [22] по программе чрезвычайной выдачи. Фактически это означало, что люди пропадали в безвестности, и никто не знал, что с ними и где они.