Для меня практика не критерий истины, а источник вдохновения.

Мой главный враг: бессовестный человек долга.

Мой народ не понимает меня; о правительстве и вовсе умолчу.

Как быть в случае, когда мое самовыражение угодно Богу, но не нравится людям?

Если религия это опиум, то атеизм — газовая камера.

Мой интеллект кажется мне искусственным.

Я превосхожу его уже тем, что совершенно его не понимаю.

Что делать, если фортуна складывает губы бантиком?

Отделив себя от своей совести, я с облегчением обнаружил, что она может вести независимое существование.

Если бы не прямой Божественный запрет, атеисты бы не выдержали насмешек верующих.

Обаяние преимущественно служит злу, иногда — добру и никогда — справедливости.

Ангелы сатанеют, а дьявол как-то не так радуется.

Неправедным весельем человек прожигает свою жизнь, а унынием — судьбу.

Три основных признака сатанинского присутствия суть ложь, грубость и неопровержимые доказательства.

Наработанная карма это твои неприятности. Следовательно, отработанная карма это неприятности, причиненные тобой окружающим.

Зависть — это единственное звено, соединяющее меня с внешним миром.

Мой внутренний мир похож на карстовую пещеру, где сталагмиты — мои мысли об обществе, сталактиты — его обо мне.

Мои высшее и низшее «я» тянут одеяло самообмана в разные стороны. Непонятно, как оно до сих пор целое.

Мир, несомненно, существует объективно — иначе бы он не был столь ко мне безразличен.

Мои розовые очки работают в обе стороны: мир видит меня гораздо лучше, чем я есть.

Я здравомыслен, но не равнодушен, люблю, но не эмоционален… видимо я умер.

Чахлым побегам Смирения не задушить баобаба моих Вожделений.

Оттого, что у тебя родина мачеха, на чужбине не легче.

У арфы его души слишком высокий строй, чтобы сострадать кому бы то ни было.

В кладовой моей памяти имеется обширная дыра — очевидно, в четвертое измерение.

Интересно, что крокодил моей Агрессии никогда не кусает бегемота Лени.

У меня такое мироощущение, что лучше бы его вовсе не было.

Если я сам до такой степени себе противен, то каково остальным?

Да скажите мне, наконец, прямо: для чего я родился?

Я всю жизнь разгадываю ее кроссворд, и он мне совершенно не интересен.

Он прожил большую интересную соседям жизнь.

Чем я занят? Порчу своим знакомым жизнь, ибо не вижу других путей сделать свое существование экзистенциальным.

Мое низшее «я» на мякине не проведешь.

В своем подсознании обнаружил чужое. Экое свинство.

Меня трясет на ухабах моих мелких несовершенств.

Должен с огорчением констатировать, что брезгливость во мне сильнее человеколюбия.

Стоит во мне проклюнуться цыпленку Свободы, как его тут же пожирает свинья Безалаберности.

Так и существую: на работу иду как в тюрьму, домой — как на каторгу, и к тому же все время боюсь, как бы эти метафоры не материализовались.

Сегодня у меня на душе заморозки.

Моя душа рвется к звездам!.. Но не ко всем.

Не следует думать, что писатели получаются скрещиванием публицистов с философами.