Азамат ушам своим не верил: неужто он станет директором? Зыбкая доселе мечта вдруг обретала реальность. Однако радуется он преждевременно, еще неизвестно, как отнесутся к этому Надя и Маргарита Филипповна. Каждый его поступок должен быть выверенным, хватит прежних ошибок. Он потрогал щеку: стоило ему понервничать, как тотчас начинала чесаться кожа на правой щеке.

— Вы верующий?

Азамат не мог собраться с мыслями, чтобы ответить, верующий ли он и в кого верит.

— Мусульманин? Христианин? Язычник? — Конрад решил прийти на помощь гостю, поскольку главным было отнюдь не то, кого горец почитает: аллаха или бога, поклоняется святому дереву или кусту, изваянию или кресту. — В области вероисповедания мы никого не ограничиваем. Свобода религии.

Азамат не знал, что ответить, как отреагировать на такое предложение уполномоченного, которому, очевидно, казалось, что он удивит гостя такой приятной новостью. К религии Азамат был равнодушен, но на всякий случай кивнул.

Конрад прошелся до окна, бросил короткий взгляд в сторону гор и вернулся к письменному столу. Небольшая пауза понадобилась Эбнеру, пожалуй, для того, чтобы перейти к новой, более важной теме.

— Господин Таран. Я неплохо знаю ваши горские обычаи. Хорошие обычаи. Не о них, как вы понимаете, речь. На сторожевых башнях были зажжены костры. И вы, и я знаем, что это означает, — говорил Конрад вполне спокойно, как о чем-то незначительном, однако не спускал с Азамата строгих глаз. — Возможно, вам известно, кто это сделал?

Азамат чувствовал, что уполномоченный непременно оставил неприятные вопросы напоследок. Разумеется, к ним можно было отнестись вполне хладнокровно: наплевать ему, Азамату, кто бы ни зажигал и неважно по какому поводу, — пусть отвечают. Но в этом деле была замешана его незадачливая сестра. С ее-то сердцем — ни за что ей не выдержать пыток и допросов. Кто знает, что она наговорит от страха, хотя и хорохорится. Как же быть? Назвать одну Аргуданову и умолчать о Чабахан он не мог: рано или поздно немцы выяснят, кто был еще. Сама же Заира выдаст, как только ее припугнут.

— Девчонки, знаете ли… — решил Азамат, что такой ответ отвратит беду. — Романтика, старина… В то далекое время зажигали. Баловство. Не придавайте значение.

— Романтика? Баловство? — вымолвил Эбнер устало я строго. — Нет, господин Аза Таран. Дело значительно серьезнее. Кто они, комсомолки? Они призывают к борьбе, сопротивлению, бунту?

— Нет-нет!.. Что вы! Там была и моя сестра… Она не совсем здорова.

— Вот как? — Конрад не ожидал такого оборота.

— Глупая девчонка, клянусь! — Азамат стал нервно растирать правую щеку — на ней, как шрам, обозначилась красная полоса. — Послушалась подружку. Поверьте, баловство.

— Ошибаетесь! — Конрад не хотел отказываться от своей версии, но был готов пойти и на некоторые уступки. — Мы, конечно, проверим, — добавил он, перехватив молящий взгляд Татарханова. — Но вам не кажется странным, что ваша сестра замешана в таком деле? А что бы об этом сказал ваш дядя?

— Простите ее… По наивности. Та, другая, может быть, действовала с определенным умыслом… Но сестра… Нет-нет!

Тревожная тяжесть легла на душу Азамата, он плелся по улице, угрюмый, потерянный. В голове теснились самые противоречивые мысли: то приятные о назначении директором школы, то последующие расспросы о кострах на башнях, о Чабахан и ее подруге. Азамату казалось, что он погружается в яму, из которой никак ему уже не выбраться.

Виноватый, надломленный, переступил он порог дома Маргариты Филипповны. Обе женщины, Надя и завхоз, встретили его настороженно. Может, догадались, что он явился с плохими вестями?

— Считайте, что так и есть, — не поднимал он головы, не мог смотреть им в глаза. — Вызвали в комендатуру я стали навязывать… — Он замолчал, давая им понять, что о таком даже неприятно говорить. — Если я остался, если у меня так получилось, можно меня с грязью…

— Что же они хотят? — Маргарита Филипповна подошла к нему поближе, словно в темной комнате плохо видела его лицо.

— Объясни, пожалуйста, — настойчиво потребовала Надя.

— Предложили открывать школу. Меня назначают директором. Подбирай, говорят, кадры. Что делать? От них не отвертеться. Посоветуйте, как отказаться? Может, сошлюсь на слабое здоровье? По ночам от контузии такие головные боли…

— Я вот что подумала, — возразила Маргарита Филипповна. — Отказываться, пожалуй, не надо. Есть возможность продолжить обучение ребят. Воспользуемся ею. Будут они под присмотром. Глаз да глаз теперь за ними нужен, чтобы не было никакой самодеятельности. Вот ведь как можно дело-то повернуть, — усмехнулась она и странно на него посмотрела.

— И я так прикинул, а без вас все равно не хотел принимать решение. — Азамат расправил плечи: большая часть груза снята с души. Но чего же молчит Надя? Должно быть, не одобряет, что он соглашается стать директором? — Да и найдутся ли учителя?

— Лично я — ни за что на свете! — заявила Надя.

— Погоди, милая! — строго прервала ее Маргарита Филипповна, словно остерегалась, как бы не наговорила молодая экспансивная женщина чего-нибудь неуместного. — Учить ты будешь не немецких детей, а наших. Что касается меня, то школе потребуется завхоз. Вот и будем все при деле. А там видно будет.