Хорошенько разбежавшись, я плюхнулся на санки – и на втором повороте врезался головой в дерево. С трещиной в черепе меня отправили в Медицинский центр Гейзингера в Данвилле, штат Пенсильвания, где сделали нейрохирургическую операцию. У меня оказалась субдуральная гематома – кровяной сгусток, который давил на мозг, причиняя невыносимую боль.

Несколько дней я пролежал в коме и в какой-то момент даже ненадолго умер – в целом это продолжалось около 15 минут. Вернувшись к жизни и придя в сознание, я спросил сиделку: «Где я?» Хотя это и клише, но именно данный вопрос интересовал меня в первую очередь.

Думаю, врач тоже почувствовал облегчение, так как мой вопрос означал, что я, во всяком случае на первый взгляд, сохранил умственные способности.

Как выяснилось, несмотря на то что я действительно выжил, далеко не все осталось в норме. За несколько последующих недель я заметил, что с моими мыслительными процессами произошло нечто странное. Мир или по крайней мере люди в нем стали какими-то далекими, отстраненными.

Я не мог больше угадывать эмоции или намерения людей. Их слова казались пустыми. Я не понимал, что они думают или чувствуют. Я знал, что должен иметь какое-то представление о том, что происходит с другими, но не мог. Без эмоций, которые я привык испытывать до произошедшего со мной несчастья, окружающие казались мне какими-то автоматами, роботами.

Во мне что-то отключилось, и я не знал, что это такое. Я лишь понимал, что люди внезапно стали для меня полнейшей загадкой. Я был в ужасе.

Тогда я начал целенаправленно изучать язык тела, предприняв осознанную – и, в общем-то, довольно паническую – попытку вычислить, что ощущают другие люди, каковы их намерения, что они на самом деле имеют в виду. С маниакальным упорством я изучал их жесты, выражения лиц, позы, скованность их рук и плеч, выражавшую внутреннее напряжение, дистанцию, на которой они держались друг от друга, их улыбки и сердитые взгляды – одним словом, все, что я был способен заметить и что могло сказать мне хоть что-нибудь об их чувствах.

А затем через пару месяцев отчаянных и в целом безуспешных попыток прочитать людские умы, вызывавших во мне все большее беспокойство и депрессию, что-то снова переключилось. Та часть моего сознания, которая могла более или менее без усилий заглядывать в души других людей, заработала таким же загадочным образом, каким прежде вышла из строя.

Однако все случившееся пробудило во мне пожизненный интерес к языку тела – жестам – и осознанное стремление постичь то, что принимали как должное другие, кому было достаточно улавливать эмоции и намерения большей частью на бессознательном уровне.

На протяжении многих лет я продолжал изучать бессознательное человеческое поведение, пытаясь понять, как в действительности люди общаются друг с другом. Вначале я работал в университетском окружении, ведя курс «Шекспир и ораторское искусство», а впоследствии на протяжении двух десятилетий – с моими клиентами. Так я приобрел богатые познания касательно практического применения языка тела с целью сделать общение более эффективным и убедительным, что является полезным умением для настоящих и будущих лидеров в области политики, образования, бизнеса и индустрии развлечений. Поразительные открытия, сделанные в последнее время наукой о мозге, позволили положить начало прочному, экспериментально подтвержденному пониманию этой важной стороны человеческого поведения.

Основываясь на полученном опыте и упомянутых научных достижениях, я разработал семиступенчатую программу по овладению искусством общения, которая и изложена в этой книге. Сама система – моих рук дело; лежащие в ее основе исследования проводились многими учеными из разных стран.

Большая часть нашего общения на самом деле протекает в бессознательном поле. Наш дневной разум способен обрабатывать около 40 битов информации в секунду. Это кажется значительной цифрой, пока вы не узнаете, что бессознательная часть мозга человека обрабатывает 11 миллионов битов информации в секунду [3] . Мы научились перекладывать большую часть наших поведенческих моделей на бессознательное, поскольку оно может справиться с этой важной задачей гораздо эффективнее и быстрее.

В этих рамках львиная доля осуществляемой мозгом деятельности приходится на обработку визуальной информации. Доля воспринимаемого посредством зрения может составлять до 10 миллионов битов информации в секунду из упомянутых 11 [4] . Тем не менее, несмотря на все эти вычислительные мощности и затрачиваемые усилия, мы не видим реальности. То, что мы «видим», – это мысленные изображения, которые строит наш мозг в ответ на поступающую визуальную информацию. Коротко говоря, мозг подвергается воздействию визуального раздражителя, затем просматривает свою базу данных в поисках форм, наиболее приближенных к полученным визуальным данным, и после этого наш ум предлагает нам готовый образ в качестве интерпретации реальности. Это и есть то, что мы, по мнению нашего мозга, видим. Так, например, если в нашем поле зрения большинство предметов неподвижны, а перемещается лишь один, то мозг не станет утруждать себя получением информации обо всем, что статично, а займется только движущимся объектом [5] .

Способность таким образом сортировать поступающую информацию получила столь значительное развитие, поскольку она является необходимой для нашего выживания. Частично благодаря ей мы можем действовать еще до того, как наше дневное сознание определит в точности, что происходит. Например, если в вас бросили опасный предмет и вы уклоняетесь, не раздумывая, успевая убраться с его пути за долю секунды до того, как он причинит вам вред, – это работа вашего бессознательного. Если вы движетесь практически в то же мгновение и делаете тот же самый жест, что и любимый вами человек, – это работа вашего бессознательного. И если вас внезапно охватывает безусловная уверенность, что стоящий перед вами человек затаил какое-то чувство или скрывает важное известие, – это тоже работа вашего бессознательного.