Прошло минут пятнадцать. Половина луны налилась желто-зеленой мглой и утонула в океане. Три тени, сидевшие на краю уступа, стали почти невидимыми… И снова они принялись распевать аккорды, и снова Шимрод подивился завораживающей печали и невыразимому одиночеству, звучавшим в этих голосах.

Опять наступило молчание. Прошло еще десять минут. Береговое существо прошлепало по скальному обнажению на пляж, поднялось по склону и исчезло в какой-то расщелине. Шимрод ждал. Меланкте прошла по уступу к берегу, спрыгнула на песок и направилась по пляжу домой. Проходя мимо того места, где сидел Шимрод, она остановилась, вглядываясь в темноту.

Шимрод поднялся на ноги — Меланкте отвернулась и продолжала путь. Шимрод догнал ее и пошел рядом. Она ничего не сказала.

Наконец Шимрод спросил: «Для кого вы пели?»

«Ни для кого».

«Почему ты сюда ходишь?»

«Потому что мне так нравится».

«Кто эти существа?»

«Изгои — такие же, как я».

«Вы обсуждаете что-нибудь? Вы только поете или делаете что-нибудь еще?»

Меланкте рассмеялась — странным низким смехом: «Шимрод, в тебе любопытство преобладает над инстинктами. Ты безобиден и доверчив, как теленок».

Шимрод решил с достоинством промолчать вместо того, чтобы горячо возражать против подобных утверждений. Так они вернулись к белому дворцу.

Ничего не говоря и не оборачиваясь, Меланкте взошла по ступеням, пересекла террасу и исчезла во дворце.

Шимрод вернулся в Исс, разочарованный и убежденный в том, что он каким-то образом повел себя неправильно — но в чем именно состояла его ошибка, он не мог сказать. Кроме того, какую пользу принесло бы в данном случае соблюдение правил вежливости? Может быть, ему предложили бы место в хоре?

Меланкте — неотвязно, необъяснимо прекрасная!

Меланкте — поющая над морем в бледных лучах заходящей луны!

Может быть, следовало схватить ее в порыве страсти, пока они шли по берегу, и подчинить ее силой. По меньшей мере в таком случае она не стала бы критиковать его интеллектуальные наклонности!

Но даже этот план, при всей его поверхностной привлекательности, отличался некоторыми изъянами. Хотя Шимрод ни за что не согласился бы с обвинениями в чрезмерной интеллектуальности, он, тем не менее, руководствовался представлениями о галантности, несовместимыми с насилием. Он решил больше не думать о Меланкте: «Она не для меня».

Утром солнце снова взошло на безоблачном небе. Печально задумавшись, Шимрод сидел за столом перед входом в таверну «На якоре». Из неба стрелой опустился сокол, уронивший перед ним на стол веточку ивы и тут же скрывшийся вдали.

Взглянув на веточку, Шимрод поморщился. Но делать было нечего. Поднявшись на ноги, он нашел Эйласа: «Меня вызывает Мурген. Придется подчиниться».

Эйласа это известие не обрадовало: «Куда ты отправишься, и зачем? Когда вернешься?»

«Не могу ответить на эти вопросы. Мурген зовет — я должен спешить».

«Что ж, счастливого пути!»

Шимрод наскоро сложил в котомку свои пожитки, расплющил конец веточки пальцами и произнес:

«Ива, ива! Судьба прихотлива — неси меня прямо, неси меня криво!»

Шимрода подхватил порыв ветра — земля закружилась у него под ногами. На мгновение он заметил длинную вереницу вершин Тих-так-Тиха, тянувшуюся с юга на север в темном кудрявом окаймлении горных лесов. Но в следующий момент он уже соскользнул по пологому воздушному желобу и встал на площадке перед Свер-Смодом, каменной усадьбой Мургена.

Ему преграждала дорогу черная чугунная дверь высотой в два человеческих роста. На центральной панели выделялось рельефное изображение Древа Жизни. Железные ящерицы, прижавшиеся к стволу, шипели, быстро высовывая и пряча железные язычки, торопливо перемещались и замирали в новом положении; железные птицы перепрыгивали с ветки на ветку, поглядывая сверху на Шимрода, время от времени позвякивая, как глуховатые колокольчики, и алчно рассматривая, но не решаясь клюнуть, чугунные фрукты.

Дабы умилостивить инкуба, охранявшего дверь, Шимрод произнес нараспев: «Дверь, отворись! Дай мне пройти невредимым!» Скороговоркой он прибавил: «Причем выполняй только мои однозначно выраженные пожелания, не обращая внимания на темные капризы подсознания».

«Проходи, Шимрод! — прошептала дверь. — В подробных оговорках и примечаниях нет необходимости».

Шимрод не стал спорить и шагнул к двери — та сдвинулась в сторону, открывая проход в вестибюль, освещенный стеклянным куполом из зеленых, золотисто-желтых и карминово-красных панелей.

Повернув в один из коридоров, расходившихся из вестибюля в разные стороны, Шимрод скоро вошел в кабинет Мургена.

За тяжелым столом, протянув ноги к камину, сидел Мурген. Сегодня он явился в облике, некогда послужившем моделью Шимроду: высокий худощавый человек с продолговатым костлявым лицом, светло-коричневыми, словно пыльными волосами, язвительно кривящимся ртом и характерными жестами Шимрода.