В докладе маршалу Жукову я изложил свои соображения:

– Кребс пришел не для переговоров о капитуляции, а, по-видимому, выяснить обстановку и наше настроение – не пойдем ли мы на сепаратные переговоры с новым правительством? Сил у них для дальнейшей борьбы с нами нет. Геббельс и Борман решились на последний ход – завязать переговоры с нашим правительством. Они ищут всякие лазейки и трещины между нами и союзниками, чтобы посеять недоверие. Кребс явно тянет с ответами на вопросы, хочет выиграть время, хотя это не в их пользу, так как наши войска продолжают наступление. Тихо лишь на участке, где перешел Кребс.

Маршал задал несколько вопросов, сказал, что он сейчас доложит обо всем в Москву, и приказал мне продолжать переговоры и добиться от Кребса согласия на общую капитуляцию.

Начальник штаба армии генерал Белявский подает мне на подпись проект приказания за № 2948 от 30 апреля 1945 года. Читаю. Что ж, все правильно. Молча визирую этот документ, который, по существу, стал последним боевым распоряжением по 8-й гвардейской армии:

«В связи с возможной капитуляцией или массовой сдачей в плен окруженного противника в городе Берлине приказываю:

1. Начальнику тыла армии подготовиться к приему 40–50 тысяч пленных, для этого:

а) в полосе армии, вне черты города, но не далее 5–8 км от его окраины, не позднее 1.5.45 г. подготовить достаточной емкости армейский пункт сбора военнопленных (возможно, в районе Дамм);

б) для питания военнопленных подвезти необходимые запасы продовольствия.

2. Командирам корпусов:

а) для надежной охраны пленных и для конвоирования их с армейского пункта во фронтовой лагерь военнопленных подготовить по одному стрелковому батальону;

б) на случай капитуляции противника в Берлине заранее наметить места для разоружения и пути вывода частей противника из города на армейский пункт военнопленных. Сюда же принимать военнопленных от 1-й гвардейской танковой армии.

О готовности к приему пленных донести к 18.00 1.5.45».

Возвращаюсь в комнату переговоров. Время – 4 часа 40 минут. От усталости и бессонницы в голове шум. Непривычная работа быстро утомляет.

Сажусь за стол против Кребса. Чувствую, что за время моего отсутствия он обдумал положение и подготовил какие-то новые аргументы в защиту своих, вернее, Геббельсовских предложений. Он заговорил первым, снова настаивая на временном перемирии.

– Я не имею возможности вести иные переговоры, – заявил он, – я только уполномоченный и не могу отвечать за свое правительство. В ваших интересах вести их с новым правительством Германии. Мы знаем, что немецкое правительство – пас (и сам засмеялся). Сильны вы – мы это знаем, и так думаете вы сами…

Это уже ход ферзем. Кребс пускает в дело главную фигуру. Давать ему спуску за навязчивость нельзя. Он явно хочет втянуть меня в обсуждение вопроса о перемирии.

– Вы должны понять, господин генерал, – сказал я, – что мы знаем, чего вы хотите от нас. Вы намереваетесь предупредить, что будете продолжать борьбу, точнее, бессмысленное сопротивление, которое увеличит число напрасных жертв. Я задаю вам прямой вопрос: в чем смысл вашей борьбы?

Несколько секунд Кребс смотрел на меня молча, не зная, что сказать, затем выпалил:

– Мы будем бороться до последнего.

Я не мог сдержать иронической улыбки.

– Генерал, что у вас осталось, чем, какими силами вы хотите бороться? – Затем после небольшой паузы, добавил: – Мы ждем полной капитуляции.

– Нет! – воскликнул Кребс. Потом со вздохом сказал: – В случае полной капитуляции мы юридически не будем существовать как правительство.

Переговоры утомляли все больше. Ясно: Кребс имеет задачу убедить нас признать «новое» правительство. Без согласия Геббельса и Бормана он не может изменить высказанных им предложений и будет твердить одно и то же. В его словах, во всем поведении чувствовалась безнадежность, но он не уходил, чего-то ждал от меня. Возможно, объявления, что я разговариваю с ним как с пленником.

Мне принесли письмо из одного иностранного посольства, в котором глава миссии благодарил советские войска за внимательное отношение к членам миссии.

Стрелки часов показывали пять утра. Я не выдержал и заявил Кребсу:

– Вы настаиваете на перемирии и ведении переговоров о мире в то время, когда ваши войска капитулируют, когда ваши солдаты и офицеры сотнями и тысячами сдаются в плен.

Кребса передернуло.

– Где? – быстро спросил он.

– Везде.

– Без приказа? – удивился Кребс.

– Наши наступают – ваши сдаются.

– Может быть, это отдельные явления? – цеплялся за соломинку немецкий генерал.

И как раз в этот миг донесся грохот залпа «катюш». Кребс даже съежился.

Беру газету и читаю вслух сообщение агентства Рейтер о неудачном дипломатическом маневре Гиммлера, который с помощью Бернадотта – члена шведской королевской семьи – стремился вступить в переговоры с влиятельными людьми Англии и с британским правительством. Гиммлер через Бернадотта передавал, что фюрер конченый человек как политически, так и физически.