Шрифт:
Тогда Ельцину для прихода к власти удалось собрать в один кулак российскую либеральную мечту и российскую почвенническую. Точно так же в Киеве на Майдане произошла смычка украинских европоцентристов с ультранационалистами. Их ситуативно объединила ненависть к прежнему режиму. В обоих случаях налицо был кризис управления — Янукович так же разучился руководить страной и адекватно оценивать ситуацию, как и Горбачев. Поразительны даже такие совпадения, как попытка двух падающих лидеров построить свой маленький дачный рай в тот момент, когда все вокруг них рушилось! Падение своей власти Горбачев встретил на даче в Форосе (новую крымскую резиденцию, под ропот возмущенных масс, строили специально для него), а Янукович — в пресловутом «Межигорье». Кто скажет после этого, что история не повторяется?
Кризис элит в столицах империй всегда приводит к отпадению окраин. Пока в Москве, Париже или Киеве дерутся за власть, «колонии» отправляются в самостоятельное плавание. У каждой революции есть свой Крым. Это такое же железное правило любого революционного переворота, как и попытка воплотить Мечту. Когда в конце XVIII века якобинцы в Париже устанавливали свой «культ разума», обильно поливая его древо кровью казненных политических противников, в далекой французской колонии Сан-Доминго (Гаити) восстали негры-рабы. Они провозгласили независимость и создали свою свободную «черную» республику. Присоединить ее снова к Франции не смог даже Наполеон Бонапарт. Первое, что сделал Ленин, придя к власти, — предоставил независимость Финляндии. Точнее, даже не предоставил, а просто СОГЛАСИЛСЯ с нею, прекрасно понимая, что в противном случае получит очаг белого сопротивления прямо у изголовья «колыбели революции». В последний день уходящего 1917 года Совет народных комиссаров признал независимость Финляндии «в полном согласии с принципами права наций на самоопределение». К тому времени финская нация, как говорится, полностью вызрела — до революции страна находилась в унии с Российской империей, объединенная общим монархом. Отречение Николая II от престола автоматически расторгало и унию.
За переворот в Москве в 1991 году новой российской политической элите, состоявшей из наскоро перекрасившихся в «демократов» партноменклатурщиков младшего поколения, пришлось согласиться с «разбором» СССР и уходом из единого союзного государства «республик-сестер». На этом плата за революцию не закончилась. Междоусобица уже среди победителей осенью 1993-го, когда за власть стали бороться президент РФ и Верховный Совет (Ельцин против Хасбулатова и Руцкого), обернулась уличными боями в Москве, штурмом «Останкино» сторонниками парламента и ответным обстрелом Белого дома войсками «царя Бориса». Точное количество погибших не определено до сих пор — чаще всего называют цифру в 2000 человек. После этого возникшей на развалинах Союза стране пришлось пережить еще две чеченских войны, подавляя сепаратистские тенденции уже внутри себя самой.
Киев, 2014 г. Все революции чем-то похожи друг на друга. Это стихия, обижаться на которую невозможно.
НА КРУГИ СВОЯ. Революция — это стихия. Причем, в отличие от землетрясения или цунами, это стихия в нас самих, что делает ее особенно опасной, хотя и такой захватывающе интересной. Это изменение массового сознания, затрагивающее, тем не менее, каждого. Белогвардейский публицист граф Алексей Толстой не знал в дни революции, что станет «красным графом». Монархист доктор Булгаков не подозревал, что станет советским писателем и даже сталинистом в своей последней пьесе «Батум». Русский офицер Петров вряд ли думал, что превратится в военного министра УНР и уедет в эмиграцию как петлюровец. Петлюровские солдаты Сосюра и Довженко даже не догадывались, что их ждет судьба видных советских деятелей культуры.
На революции бессмысленно обижаться. Тот же Булгаков, при всей его сатирической язвительности, уверял, что «на революцию невозможно написать пасквиль». «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», — эти тютчевские строки стали хрестоматийными, хотя многие с ними и не согласятся.
У каждого в такие дни своя судьба. Кто-то убивает, а кто-то спасает. Одно не отменяет другого. Не осуждайте. Не впадайте в отчаяние. Вспомните библейскую фразу, которой отметил Шолохов в «Тихом Доне» могилу «бессудно убитого» Валета: «В годину смуты и разврата не обессудьте, братья, брата»… Почему-то именно она крепче других засела из этого романа мне в память.
Вспоминая революцию и Гражданскую войну, мой дед, которому в 1919-м было семнадцать, говорил: «Тодi людину вбити було раз плюнути». Но сам он никого не убил.
Самый главный закон революций состоит в том, что все они рано или поздно заканчиваются.
29 марта 2014 г.
Памяти швейцарской гвардии
Все революции похожи друг на друга. Не многие из них остаются «бархатными». Европа щедро лила свою кровь, меняя режимы, пока не научилась щадить себя.
Эту трагическую историю напомнили мне революционные события зимы 2014 г. в Киеве. История географически очень далекая от нас — дело было в Париже. Да и по времени не близкая — то, что я вам расскажу, случилось 10 августа 1792 года. Тем не менее все революции, так или иначе, похожи друг на друга.
Они выполняли приказ. Почти никто из солдат полка, защищавших дворец Тюильри, не остался в живых. Они сражались за каждую лестницу, каждый зал.
К тому лету великая французская смута продолжалась уже три года. Король Людовик XVI — слабовольный толстяк — еще сидел на троне, но уже ничего не решал. Вся власть находилась у Национального собрания и уличной парижской толпы. По сути, власти никакой не было. Начиналась анархия.
Король попытался сбежать из Парижа. Он был уже почти на границе — в лотарингском городишке Варен. Но его вернули — через дверцу кареты почтовый служащий, симпатизировавший революции, узнал характерный профиль короля, знакомый ему по монетам.