Сейчас только получил письмо ваше, Алексей Андреевич, о появившемся бродяге и о счастливом заключении его. Я приказал его закованного доставить сюда, где мы до него доберемся, если он в связи с нашими злодеями, что весьма вероятно.

Я поручаю вам объявить по корпусу мою совершенную благодарность полковнику Фрикену за его исполнительность, равно и дежурному офицеру; а равно объявить сему, что я приказал выдать ему не в зачет годовое жалованье. Покуда будут верные слуги, так те, кои под вами, и верный достойный начальник, нечего нам бояться, а впрочем, по пословице, «на Бога надейся, а сам не плошай».

Прошу обратить внимание на Московский отряд, чтобы не сделали какие-нибудь молокососы каких-нибудь дурачеств; впрочем, я уверен, после сделанного подтверждения будут они исправны и осторожны.

Я здесь остаюсь до субботы; квартира прежняя ваша готова и тепла; и прошу пожаловать так, чтоб после обеда можно было заняться.

Означенный человек был подослан к военным поселянам в полк графа Аракчеева. Он одет был так, как рисуется образ Спасителя, в шелковой рясе, сапоги зеленые сафьянные, по холодному тогда времени, что было в марте месяце, он сверх платья одет был в лисьей шубе, крытой тонким синим сукном. С ним был образ, украшенный бриллиантами, и книга Апокалипсис, из которой он читал и указывал другим статьи о Николайченках; он называл себя столпом Церкви, посланным от Бога для избавления христиан от заблуждения.

Он предлагал военным поселянам позволить им носить опять бороды, но они отказались, сказав, что они боятся начальников. В полку графа Аракчеева он взят был под караул, как беспаспортный, и прислан к нам в губернское правление при отношении, как бродяга, без всякого уведомления о его разглашениях и возмущениях военных поселян. Но он, сидя в городовой тюрьме, начал таким же образом разглашать между арестантами; почему немедленно взят был моими советниками в губернское правление и по случаю моего тогда отсутствия из Новгорода содержался в особой комнате.

По прибытии моем я принялся за него, узнал от него, как он прибыл из Петербурга в военное поселение в образе святого, старался возмутить военных поселян, произнося разные хулы насчет государя и предков его и обещая поселянам свободу и обращение их в первобытное их состояние.

Допрося его тогда при председателях палат и при моих советниках, я тогда же отправил его с частным приставом и жандармами к С.-Петербургскому военному генерал-губернатору при донесении моем на имя государя в собственные руки; вместе с тем дал знать о сем графу Алексею Андреевичу Аракчееву, который, как видно, успел написать о сем государю с фельдъегерем, отчего его донесение пришло прежде моего, а мое осталось скрытым.

Вот отчего ему и его полковому командиру вышло благоволение государя; а обо мне ни слова не сказано, тогда как по-настоящему начальство военного поселения заслуживало похвалу за то, что поселяне так опасались его, что из страха не приняли предложения возмутителя; но со всем тем не обнаружили его, и он остался бы скрытым, и мог еще сделать попытку и даже успеть по другим полкам, если бы он не был нами обнаружен и лишен способа произвести и впредь такое дело.

Впоследствии времени, когда государь короновался в Москве и сей самый отряд возвращался из Москвы, интригами начальников его, генерал-адъютантов Демидова и Исленьева, поставлен был против меня великий князь Михаил Павлович, который наговорил мне много неприятностей и выпросил у государя, чтоб меня уволили от должности губернатора, как будто без моего прошения, а после отдали под суд по делу графа Аракчеева, которое давно было уже решено и я не найден был виновным, и тут скрыли сие от государя, представили ему виновным и тем вовлекли его в несправедливость против верного слуги его.

Публикации этих чрезвычайно интересных писем предпослана редакционная врезка, в которой среди прочего читаем:

«В этих письмах яркими красками обрисовывается нерасположение Императора Николая I к генералу Ермолову, говоря о котором Государь употребляет эпитет Cet homme [159] , прибавляя: «Этот человек, который ложь признает добродетелью, если она может принести ему пользу».

Да простит Бог тем лицам, которые выставили героя и даровитого полководца в глазах Государя в дурном свете и тем навсегда лишили отечество просвещенного, истинно русского государственного деятеля! [160] »

Письмо ваше, любезный Иван Иванович, получил я третьего дня и весьма благодарен за поспешност ь, с которою едете, и за сообщенные известия. Дай Бог, чтобы я скоро получил уведомление о счастливом прибытии в Тифлис и что все не так плохо, как, к несчастию, кажется по сведениям, которые оттуда доходят; я уже не знаю, чему верить, и жду, чтобы окончательно судить, вашего донесения.