…Не имея еще уведомлений, как свои дальнейшие обороты учредят Каменский и Суворов от Козлуджи, послал я отсюда отряд войск, чтобы открыть с теми корпусами сообщение и дать виды движения больших наших сил по Шумлинской и Рущукской дорогам, а за сим уже по положению оных и неприятельскому и я мое движение с частью, при которой нахожусь, располагать буду.

Вашего императорского величества всеподданнейший раб

Я видел из последнего вашего письма, что ваше сиятельство считаете меня в Журже, и для сего в ту сторону отправляете двух полномочных ваших, а остров, что между Журжею и Рущуком, местом конгресса полагаете. Не мое свойство ниже сходствует с почтением моим к вашей особе обмануть вас в чем-либо, и потому изъясняюсь чистосердечно. Я не в Журже, а Рущук обложен и стеснен нашими войсками, и ради того ваше сиятельство пришлите своих полномочных чрез господина генерала Каменского, который ко мне их препроводит.

О конгрессе, а еще менее о перемирии, я не могу и не хочу слышать. Ваше сиятельство знаете нашу последнюю волю: если хотите миру, то пришлите полномочных, чтоб заключить, а не трактовать главнейшие артикулы, о коих уже столь много толковано и было объяснено, и доколе сии главнейшие артикулы не утверждены будут, действия оружия никак не престанут.

Между тем предаю и то уважению [рассмотрению] вашего сиятельства: что легко можно в одно время совершить, того в другое вовсе не удобно сделать, и напоследок самая умеренность, коль бы ни велика была, истощится; однако же, я и по сей час тот же, который желает пощадить пролитие крови неповинной, и ежели ваше сиятельство в таком, как и я, расположении, то сие полезное дело без замедления совершится. Пребуду в прочем с отличным почтением…

Государыня всемилостивейшая!

После всеподданнейшего донесения моего от 30 июня, в коем соизволили видеть ваше императорское величество, сколько преуспевало оружие, мне вверенное, в своих действиях наступательных, и что уже способом сим смягчалось упорство Порты и сам верховный визирь принужден наконец искать примирения, как я отказал ему против предложения учредить конгресс и поставить перемирие словами точно сими: «Что о том и слышать не хочу», посланы были от него ко мне в славный стан армии вашего императорского величества уполномоченные: первым Ахмет-эфенди, вторым Ибрагим-рейс-эфенди.

Я, будучи предуведомлен от визиря об отправлении оных, перешел с двумя полками пехотными и пятью эскадронами кавалерии к деревне Кючук-Кайнардже, лежащей на дороге Шумлинской, давая тем наиточнейшее удостоверение, что я сам иду соединиться с корпусом генерала-поручика Каменского, под Шумлою действовавшим.

Вышереченные от стороны Оттоманской Порты уполномоченные прибыли 4 июля в деревню Кючук-Кайнарджу и, узнав о моем движении, нетерпеливо домогались меня увидеть, коих я на завтра, то есть 5 июля, допустил к себе в лагерь, который взял я с упомянутым отрядом войск при деревне выше именованной.

И сколь визирь сам, так и они убеждали меня, что чем скорее приступить к делу, тем паче, я, отговариваясь, по мере обнажения их истинных намерений, моим предприятием, что оное, как сами они меня видят на дороге, не дозволяет мне дня тут мешкать, понудил их в первом разе и со дня в день не изменяя того же виду и моих слов, отдалить все возражения и согласиться с уполномоченным с моей стороны генералом-поручиком князем Репниным заключить без отлагательства вечный мир.

Нужные переговоры, объяснения и сочинение мирного трактата продолжались пять дней. Я был тут во все время неотлучен и, смотря глазами на дела полномочных, вседневно преподавал им способ и путь, ближайший к окончанию, что и свершилось 10 июля подписанием через взаимных полномочных трактата вечного мира между империей Всероссийской и Портой Оттоманской.

В первых моих разговорах с полномочными, когда ими кондиции, от меня предложенные для мира, были приняты, я уведомил тогда же о том визиря, и в ответ получил от него письмо со благопризнанием оных, так равно и по заключении трактата в срочное время, то есть 15-го сего месяца, через полномочных с их стороны предъявлено было утверждение, от самого визиря присланное, что он по обязательству, в трактате изображенному, все артикулы оного трактата приемлет и утверждает по силе полной мочи, данной ему от своего государя так властно, как бы им самим в личном присутствии со мной постановлены были.

Я равногласный сему инструмент во укрепление мирного трактата обменял в тот же день с сими полномочными; принимая от них визирем подписанный трактат и отдавая на их руки взаимный, моей подписью и печатью утвержденный, возгласил я: «Да многолетствуют наши государи и да благоденствуют их подданные!» При сих словах моих началась пушечная стрельба во ознаменование торжественным образом совершившегося обеих империй примирения…

… Я не имел других людей сведущих, кроме одного князя Репнина, практикованного в делах сего рода, ибо тайный советник Обрезков по моему предуведомлению не мог с своею канцелярией поспешить за разливом рек на левом берегу Дуная и прибыл ко мне, как трактат уже был заключен и подписан полномочными.