Шрифт:
– И все-таки странно, – заметил Цкуру. – Если это обычная наследственная черта, почему так мало народу готово остаться шестипалыми?
Начальник покрутил головой.
– Кто их знает… Сложный вопрос.
И тут Сакамото, молча обедавший с ними, внезапно заговорил – с таким напряжением, словно откатывал тяжеленный валун от входа в пещеру:
– Извините, что вмешиваюсь в беседу старших, но… разрешите и мне пару слов?
– Да, конечно, – ответил удивленный Цкуру. Кто-кто, а этот парнишка явно не был любителем высказываться публично. – Говори, что хочешь.
– Громкий термин «наследственность» очень многие понимают превратно, – произнес юноша. – Если какое-то отклонение переходит по наследству, это еще не значит, что оно будет передаваться до бесконечности. Подобное генетическое отклонение прерывается, достигнув критического уровня, и не становится нормой. В конце концов, побеждают сильнейшие. Обычный естественный отбор. Конечно, я могу ошибаться, но полагаю, что шесть пальцев для человека все-таки слишком много. Для эффективного выполнения любой работы пять пальцев – не просто достаточно, но и оптимально. Вот почему шестипалых на свете – ничтожное меньшинство. Проще говоря, естественный отбор побеждает генетическую доминантность.
Выпалив все это на одном дыхании, Сакамото вновь замолчал.
– А и в самом деле, – согласился Цкуру. – Не зря же весь мир постепенно перешел от двенадцатеричной системы исчисления к десятеричной…
– Ну да, просто одна система управляется шестью пальцами, а второй достаточно пяти, – уточнил Сакамото.
– И откуда ты все это знаешь? – спросил его Цкуру.
– В университете ходил на лекции по генетике. Вне программы, из любопытства, – ответил юноша, слегка покраснев.
Начальник станции благодушно рассмеялся.
– Смотри-ка, даже в железнодорожной компании пригождаются знания по генетике! Вот уж действительно: что усвоил нутром – не вырубишь топором…
– И все-таки, – сказал Цкуру начальнику, – по-моему, для тех же пианистов шестые пальцы – бесценное сокровище, разве нет?
– Похоже, что нет, – возразил тот. – Говорят, пианистам шестые пальцы только мешают. Как и сказал Сакамото, управлять шестью пальцами для человека – обуза. А вот пятью, пожалуй, в самый раз.
– То есть, выходит, от шестых пальцев вообще никакой выгоды?
– Насколько я знаю, в средневековой Европе шестипалых сжигали на кострах как ведьм и колдунов. В странах, где была инквизиция, всех поубивали. Зато в Брунее, ходят слухи, всех шестипалых с рождения назначают шаманами племени. Хотя много ли в том выгоды, даже не знаю.
– Шаманами? – повторил Цкуру.
– Ну да. Брунейскими.
На этом обеденный перерыв закончился, завершился и разговор. Поблагодарив начальника за обед, Цкуру и Сакамото вернулись в контору.
Уже сидя над чертежами, Цкуру неожиданно вспомнил историю, которую ему когда-то рассказал Хайда о своем отце. А точнее – о джазовом пианисте, долго обитавшем в горном онсэне префектуры Оита. И о загадочном мешочке, который тот клал перед собою на инструмент, прежде чем начать игру. Уж не хранил ли он в том мешочке собственные шестые пальцы, замоченные в формалине? Может, по какой-то причине, уже взрослым, он ампутировал свои лишние пальцы и с тех пор всегда носил их с собой? А перед каждым исполнением обязательно клал на пианино. Как амулет или талисман…
Конечно, это всего лишь догадки, бездоказательные. И если такое правда случилось, то очень давно, более сорока лет назад. Но чем дольше Цкуру об этом думал, тем больше ему казалось, что именно такое объяснение могло бы заполнить пустоту, зиявшую в истории Хайды.
В мыслях об этом он и просидел до самого вечера с карандашом в руке.
На следующий день Цкуру встретился с Сарой в Хироо. Там, в маленьком бистро на краю жилого квартала, они заказали еду, и он рассказал ей о своих встречах с бывшими друзьями в Нагое. Заказ несли очень долго, но Сара слушала Цкуру внимательно, не отвлекаясь. И лишь иногда кое-что уточняла.
– Значит, Белая и всем остальным рассказала о том, что ты опоил ее и изнасиловал, так?
– Выходит, что так.
– И описала все это очень реалистично. Хотя вообще-то была стеснительной и разговоров о сексе всегда избегала, верно?
– Так сказал Красный.
– И еще она заявила, что у тебя два лица?
– Ну да. «Одно лицо внешнее, другое – внутреннее. Какого не представить и в страшном сне».
Сара крепко задумалась.
– Слушай, – наконец сказала она. – А ты ничего не забыл? Между вами точно не возникало случайной близости?
Цкуру покачал головой.
– Нет, ни разу. Я всегда следил, чтобы ничего подобного не случилось.
– Специально следил?
– Ну, пытался не думать о ней как о девчонке. И старался не оставаться с нею наедине.
Сара прищурилась и склонила голову набок.
– И что, остальные в вашей компании старались вести себя так же? То есть парни не держали девчонок за девчонок, а те – парней за парней?
– Я, конечно, не знаю, что думал каждый в отдельности. Но, как уже говорил, у нас было нечто вроде негласной договоренности. Которая никогда не нарушалась.