Шрифт:
— Не употребляла ли она выражения, — спрашивает Александр Ильич, — что он «занимается» химией?
— Вот это могло быть, что «занимается», — отвечает урядник, явно не понимая, какая разница между «занимается» химией и «дает уроки», — но я понял, что он занимается с сыном.
— Вы не утверждаете, было ли сказано «занимается», — настаивает Александр Ильич, — или «дает уроки»?
— Этого не могу сказать, — растерянно признается Беланов, снимая тем самым еще одно обвинение против Ананьиной.
— Свидетель Чеботарев! К присяге!
Переступив порог зала суда, Чеботарев глянул в сторону подсудимых. Александр Ильич сидел на левом краю передней скамейки, высоко подняв курчавую голову. В позе его не чувствовалось никакого напряжения, и казалось: он сидит не на скамье подсудимых, а в аудитории и внимательно слушает лекцию. Генералов наклонился и что-то шепнул ему, он в ответ еле приметно кивнул головой; Шевырев беспокойно оглянулся и заерзал на скамейке. Лукашевич — он был на голову выше всех — задвигал плечами, еще больше ссутулясь: он, видимо, очень неловко чувствовал себя от того, что высоким ростом постоянно обращал на себя внимание, оказываясь тем самым как бы в центре группы. Шмидова привычным жестом поправила пышную прическу и вся как-то подобралась, насторожилась.
Дейер, устало помигивая глубоко запавшими глазами, посмотрел на Чеботарева, на скамью подсудимых и, пододвинув зачем-то поближе звонок, начал задавать вопросы. На его широком рыхлом лице с обвисшими щеками отражалось сонливое равнодушие.
— Что вам известно об общей вашей жизни с Ульяновым?
— Осенью прошлого года мы решили поселиться вместе, потому что находили для себя более удобным жить на отдельной квартире. Мы и раньше были знакомы, — помолчав, добавил Чеботарев, так как Дейер, помигивая, смотрел и ждал, что он еще скажет, — поселились вместе, кажется, в октябре или сентябре и жили до половины января.
Наступило продолжительное молчание. Дейер нахмурился: он не получил ответа на свой вопрос. Чеботарев, уловив момент, когда Дейер наклонился к бумагам, кинул быстрый взгляд на Александра Ильича. Тот прикрыл глаза: так, мол, и держись. Старый, хитрый, как лиса, Дейер тоже глянул на Ульянова, но у Александра Ильича даже мускул не дрогнул на лице.
— Вам известны были посетители Ульянова? — строго и даже с оттенком угрозы в голосе спросил Дейер.
— Я лично знаком с Шевыревым и Шмидовой.
Опять наступила продолжительная пауза. Дейер откашлялся, грозно нахмурился, вытер платком слезящиеся глаза, продолжал, с трудом сдерживая раздражение:
— А больше никого не знали?
— Видел два раза Лукашевича.
От этого вытягивания ответов истощилось терпение Дейера. Он схватил звонок, стукнул им по столу, крикнул:
— Осипанова, Генералова, Андреюшкина, Канчера?
Генералов все время шептался с Осипановым, видимо комментируя поведение Дейера, так как Осипанов с трудом сдерживал улыбку. Услышав свою фамилию, он глянул на Чеботарева, потом перевел глаза на Дейера и быстро замигал, передразнивая грозного председателя. Дейер, заметив это, потянулся к колокольчику, но, поняв, что повода к замечанию нет, оттолкнул его так, что тот чуть не слетел со стола. Чеботарев выдавил:
— Генералова лицо мне знакомо…
— А Шевырев часто бывал у Ульянова?
— Нет, очень редко.
Александр Ильич, воспользовавшись заминкой, встал и попросил разрешения задать вопрос Чеботареву. Дейер настороженно выпрямился, глянул на членов суда, как бы обращаясь за помощью к ним. Александр Ильич следил за ним с таким спокойно-сосредоточенным видом, что тот не мог ему отказать.
— Видели ли вы у меня Новорусского» Ананьину? — повернувшись к Чеботареву, спросил Александр Ильич.
Чеботарев понял: Александр Ильич хочет выгородить Новорусского и Ананьину — и поспешно ответил:
— Никогда, положительно!
— Как же вы утверждаете, что Новорусский никогда не бывал, не зная его в лицо? — с ехидной улыбочкой спросил Неклюдов. — Где он сидит?
— Третьим.
— Почему вы его знаете? — быстро продолжал Неклюдов: он уже радовался, что поймал Чеботарева на лжи.
— Его показывали мне свидетели.
— Кто же это показывал? — грозно спросил Дейер, окидывая взглядом зал.
— Пристав Сакс.
Поняв, что от Чеботарева не только ничего не добьешься, а он может своими показаниями только выгородить подсудимых, Дейер велел ему сесть.
Чеботарев слушал Александра Ильича и поражался тому, как продуманны и точны его вопросы. И что самое удивительное: ни один из них не был направлен на то, чтобы снять в чем-то вину с себя. Он заботился только о других. Спокойствие, гордое чувство собственного достоинства и смелость ободряюще действовали на его товарищей. Когда он говорил, они с каким-то особым вниманием слушали и выше поднимали головы.