Центральное училище технического рисования барона А. Л. Штиглица. Акварель Л. Н. Бенуа, Н. П. Красовского. 1880 год

С 1953 года на базе этого училища было создано Высшее художественно-промышленное училище имени В. И. Мухиной. С тех пор городской фольклор периодически пополняется фразеологией, неизменно демонстрирующей внутреннее неприятие студентами своей почетной покровительницы. Наряду с такими характерными топонимами, как «Муха», «Мухенвальд», «Мухеноиды», «Шизайнеры из Мухенвальда» и демонстративно подчеркнутым произношением вызывающей двусмысленной аббревиатуры ЛВХПУ-Й /Ленинградское высшее художественно-промышленное училище/, появилась поговорка, демонстрирующая сыновнюю любовь к отцу-основателю и ненависть к незаконной матери: «Штиглиц – наш отец, Мухина – наша мачеха».

Ныне это Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица.

Невская бумагопрядильная мануфактура. 1900-е годы

В петербургском городском фольклоре можно отыскать и другие следы, оставленные баронами Штиглицами. Так, например, при непосредственном участии Людвига Штиглица в свое время была основана Невская бумагопрядильная мануфактура. Фабрика обслуживалась собственными котельными, отработанный дым из которых уходил в петербургское небо через три высокие кирпичные трубы. В народе эти трубы получили романтические прозвища: «Вера», «Надежда», «Любовь». Со временем трубы начали разрушаться и к началу XXI века уже представляли серьезную угрозу для окружающих. Две из них пришлось разобрать. К настоящему времени ни «Веры», ни «Надежды» уже нет. Осталась только «Любовь».

В середине XVIII века в Россию занесло австрийского офицера еврейского происхождения, который в подорожном документе значился как Борман. Впрочем, если верить одной из легенд, офицер на самом деле был не Борманом, а Берманом. Его старший сын вместе со своей семьей перебрался в Петербург, где прослыл искусным фармацевтом, а его внук Георгий, или Жорж, как его называла мама, считавшая себя француженкой, стал потомственным почетным гражданином Петербурга, владельцем шоколадной и конфетной фабрики на Английском проспекте. Кондитерскому делу он учился в Германии, куда специально для этого послал его отец.

Жорж Борман

По возвращении в Россию Борман расширил шоколадное производство. История фабрики началась в 1862 году с фирмы «в весьма скромных размерах». На Невском проспекте был открыт небольшой магазин. При нем работала мастерская с ручной машиной для выделки шоколада. Петербуржцы прозвали магазин Бормана «Шоколадным домиком». Дело спорилось. За восемь лет фирма Жоржа Бормана добилась настолько серьезных успехов, что в 1870 году на Всероссийской выставке в Санкт-Петербурге ее продукция получила бронзовую медаль. Через два года уже были построены фабричные корпуса, специально для шоколадной фабрики, на Английском проспекте. А вскоре Борман открыл целую сеть специализированных кондитерских магазинов. Их адреса были хорошо известны петербуржцам. Магазины Бормана были на Невском, Английском и Забалканском проспектах, в Финском и Чернышевом переулках и на Садовой улице, в других местах города.

Магазин Бормана. Продавцы за прилавком. 1910-е годы

Известность Бормана и популярность его шоколада стремительно росли. Продукция его фабрики пользовалась неизменно высоким спросом. Особенно среди маленьких петербуржцев. Шоколад Жоржа Бормана был в старом Петербурге самым любимым лакомством детворы.

Между тем с владельцем шоколадной фабрики петербургские дети расплатились более чем сполна. Реклама его сладкого продукта звучала в каждом дворе: «Жоржик Борман нос оторван» – дразнили друг друга дети. И даже дразнилка: «Жорж Борман наср… в карман», – вероятно, родившаяся от ощущения расплавленных теплом ребячьих тел спрятанных в карманы шоколадных плиток, выглядела как высший знак качества. Соответствующей, хотя и более респектабельной, была реклама его продукции: «Нет лучше угощенья, чем Жоржа Бормана печенья».

Здание фабрики Ж. Бормана. Английский проспект, 14. 2014 год

Здание особняка Ж. Бормана. Английский проспект, 16. 1910-е годы

Шоколадная фабрика Жоржа Бормана находилась на Английском проспекте, 14, а рядом стоял особняк, в котором располагалось правление. В народе этот дом получил несколько названий, сохранившихся в арсенале городского фольклора до сих пор. Его называли: «Домик братьев Гримм», «Сладкий домик», «Шоколадный», «Кофейный».

После 1917 года фабрика «Жорж Борман» была национализирована, и в 1922 году ее назвали Первой государственной конфетно-шоколадной фабрикой имени революционерки Конкордии Самойловой. Предприятие успешно работает и поныне, входя в холдинг «Объединенные кондитеры».

Дальнейшая судьба Бормана, в том числе и дата его смерти, неизвестны.

При императоре Николае I еврейских мальчиков впервые начали брать в кантоны – военные школы, созданные в начале XIX века А. А. Аракчеевым. В кантонисты призывали с двенадцати лет, а иногда с семи – восьми. Император надеялся, что дети, получив соответствующее воспитание, в конце концов примут христианство. Принуждение к переходу в православие сопровождалось угрозами и наказаниями. Противившихся крещению лишали еды, сна, пороли, окунали в воду до обмороков, выставляли раздетыми на мороз. В то же время обратившимся в христианство полагались льготы. На три года они освобождались от податей, им списывали недоимки. После 25 лет службы им разрешалось жить в Петербурге. При крещении детям давали русские имена и фамилии. Как правило, это были либо фамилии крестых, либо фамилии, образованные от названия церквей, монахи которых совершали обряд крещения. По переписи 1869 года, 40 % петербургских евреев составляли бывшие кантонисты, или «Николаевские солдаты», как их называли в народе.

Военные кантонисты учебных эскадронов уланских и учебных батальонов гренадерских поселенных полков. 1821–1825 годы

О том, как набирали в кантонисты, рассказывает Владимир Гиляровский в книге «Мои скитания». Рассказ ведется от имени уже крещеного «взводного офицера из кантонистов, дослужившегося годам к пятидесяти до поручика»: «Меня в мешке из Волынской губернии принесли в учебный полк… Ездили воинские команды по деревням с фургонами и ловили по задворкам еврейских детишек, благо их много. Схватят – в мешок и в фургон. Многие помирали дорогой, а которые не помрут, привезут в казарму, окрестят, и вся недолга. Вот и кантонист».