Бурной и тревожной, полной непрерывных взлетов и падений была жизнь испанцев того времени. Но вряд ли среди всех тех жизней, память о которых в форме биографий дошла до нас, найдется подобная жизни Сервантеса. Судьба как будто сознательно ополчилась против великого человека с самого его рождения. Начать с того, что нужда в самом своем неприглядном виде преследовала писателя с его появления на свет и до могилы. Сам Сервантес в своей поэме «Путешествие на Парнас» говорит о себе как о человеке, измученном проклятой нищетою. На вопрос одного кавалера из свиты французского посла о Сервантесе лиценциат Маркее Торрес, только что подписавший в качестве цензора разрешение к печати второй части «Дон Кихота», вынужден был ответить, что «он старик, солдат, идальго, бедняк». На это один из кавалеров, восторженно говоривших о творчестве Сервантеса, «о том уважении, которым пользуются во Франции и в сопредельных королевствах его творения», в недоумении воскликнул: «Значит, такого человека Испания йе обогатила и не содержит на государственный счет?» — «Тут,— продолжает свою запись этого характерного разговора, происшедшего 27 февраля 1615 года, то есть немногим более чем за год до смерти писателя, Маркес Торрес,— вмешался другой кавалер, высказавший остроумную мысль: «Если заставляет его писать нужда, дай бог, чтобы он никогда не жил в достатке, ибо своими творениями, будучи сам бедным, он обогащает весь мир». Лиценциат мог бы ответить на заданные ему вопросы словами: государство не только не обеспечило писателя, но и самый его роман был начат или, по крайней мере, задуман в королевской тюрьме в Севилье в 1602 году. Это было третье по счету тюремное заключение писателя.

Удары судьбы один за другим обрушивались на Сервантеса. Рана, полученная им в морской битве при Лепанто 7 октября 1570 года, сделала его инвалидом. Захват пиратами галеры «Солнце», на которой Сервантес в 1575 году возвращался на родину, привел его к пятилетнему ужасному плену в Алжире. Сама слава пришла к Сервантесу, лишь когда ему исполнилось шестьдесят лет (до этого Сервантес говорил о себе как

о писателе, который «одержал в стихах меньше побед, чем па его голову сыплется бед»). Беды, «сыпавшиеся на его голову», не озлобили его, не ожесточили его сердце; до конца своей многострадальной жизни он сохранял ясность ума, остроту творческого взгляда, любовь к людям, удивительное беззлобие и жизнелюбие, которыми дышит посвящение последнего его романа — «Странствий Персилеса и Сихизмуиды», написанное, когда он уже «занес ногу в стремя» смерти, на другой день после совершения церковного обряда соборования. В гениальном испанце как бы нашли себе живое воплощение все положительные свойства чудесной души испанского народа: его доброта, здравый, насмешливый ум, чувство собственного достоинства, непреклонность в борьбе, душевная стойкость, то «врожденное верное чувство всего великого и благородного», которое Н. Г. Чернышевский считал характерным для испанского народа, сумевшего сохранить это чувство «в продолжение этих темных времен своей истории» [4] .

Мигель де Сервантес Сааведра родился, как это устанавливается на основании записи о его крещении в одной из церквей г, Алькала-де-Энарес, 29 сентября 1547 года. Его родителями были вольнопрактикующий лекарь Родриго де Сервантес и Леонора де Кортинас. Писатель был четвертым ребенком в семье, где, кроме него, было трое мальчиков и три девочки.

По отцу Сервантес принадлежал к старинной, но ко времени рождения писателя пришедшей в упадок дворянской семье, на примере которой можно без труда проследить историю обеднения испанского дворянства и роста так называемой «идальгии» — дворян, «лишенных состояния, сеньорий, права юрисдикции и высоких общественных постов». Если дед писателя Хуан занимал довольно видное положение в Андалусии, был одно время старшим алькальдом города Кордовы и обладал известным состоянием, то отец Сервантеса Родриго, страдавший глухотой, не занимал никаких судебных и административных постов и не пошел дальше вольнопрактикующего лекаря, то есть был человеком даже с точки зрения «идальгии» совсем незначительным. К кругу бедных дворян принадлежала и мать писателя.

Нужда, упорно преследовавшая писателя в течение всей его жизни, свила себе гнездо в его семье, стояла у его колыбели. Родриго де Сервантес в поисках заработка был вынужден переезжать с места на место. Семья следовала за ним. Судя по тем героическим усилиям, которые родители Сервантеса затратили на то, чтобы собрать необходимую сумму для выкупа Мигеля и его младшего брата Родриго из алжирской неволи, семья была дружной и крепкой.

Переезды имели для маленького Мигеля и свою положительную сторону. Он уже в детстве познакомился с подлинной, а не показной жизнью испанского народа, с оскудением того низового слоя дворянства, к которому по рождению принадлежал он сам и из среды которого он взял своего Дон Кихота. Недаром, став уже писателем, в одной из своих комедий он написал: «Быть бедняком присуще идальго».

Странствующий лекарь Родриго де Сервантес в поисках работы объехал с семьей ряд испанских городов и сел, пока наконец не поселился в 1551 году в Вальядолиде, тогдашней официальной столице королевства. Но и здесь он прожил недолго. Не прошло и года, как Родриго был арестован за неуплату долга местному ростовщику; в результате ареста и без того скудное имущество семьи было продано с торгов. Снова началась бродяжническая жизнь, приведшая Сервантеса сперва в Кордову, затем возвратившая его в Вальядолид, оттуда перебросившая в Мадрид и, наконец, в Севилью. К вальядолидскому периоду относятся школьные годы Мигеля. Десятилетним подростком поступил он в коллегию иезуитов, где оставался четыре года (1557—1561). Свое образование Мигель завершил в Мадриде у одного из лучших по тому времени испанских педагогов, гуманиста Хуана Лопеса де Ойоса, ставшего несколько позднее его крестным отцом в литературе, =

К концу шестидесятых годов XVI столетия семья Сервантесов, как это показывают документы, собранные о юности писателя учеными-сервантистами, вступила . в полосу окончательного -разорения. В связи с этим Мигелю и его младшему брату Родриго пришлось подумать о том, чтобы самим зарабатывать хлеб, избрав одну из трех возможностей, открывавшихся перед испанскими дворянами средней руки,— искать счастья в церкви, при дворе или в армии. Мигель, воспользовавшись рекомендацией своего учителя Хуана Лопеса де Ойоса, провозгласившего его «своим дорогим и любимым учеником», избрал вторую возможность. Он поступил на службу к чрезвычайному послу папы Пия Пятого, монсеньеру Джулио Аквавива-и-Арагону, приехавшему в 1568 году в Мадрид для принесения соболезнования в связи со смертью наследника испанского престола дона Карлоса и для разрешения некоторых спорных вопросов, существовавших между Испанией и Ватиканом. Вместе с послом Сервантес покинул Мадрид и в начале 1569 года прибыл в Рим. При Аквавиве он занимал должность камерария (ключника), то есть приближенного лица. Причины, побудившие Сервантеса покинуть Испанию, до сих пор полностью не выяснены. В литературе о Сервантесе есть даже указание, что его отъезд был вызван приказом об аресте некоего Мигеля де Сервантеса в связи с тем, что он будто бы убил на поединке одного испанского дворянина. Навряд ли Аквавива принял бы на службу — несмотря на то, что поединки с кровавым исходом в Испании и во всей Западной Европе были в то время делом обычным,—человека, об аресте которого был издан приказ. Но каковы бы ни были поводы к отъезду, основной и главной причиной, несомненно, было бедственное положение семьи Сервантесов, вынуждавшее ее искать какого-либо исхода, а также непреодолимый дух «бродяжничества», жажда приключений, свойственные значительной части испанской молодежи того времени и заставлявшие ее искать счастья за пределами родины, в рядах испанской армии во Фландрии и в Италии или в колониях за океаном.

На службе у Аквавивы, ставшего с весны 1570 года кардиналом, Сервантес провел около года. Заручившись необходимыми бумагами о незапятнанности своего испанского происхождения (или, как говорили в то время, «о чистоте крови»), Сервантес во второй половине 1570 года поступил в испанскую армию, расквартированную в Италии, в полк Мигеля де Монкады. Покидая службу у Аквавивы, Сервантес, по-видимому, следовал патриотическому порыву, стремлению принять участие в отражении турецкой агрессии, все шире развертывавшейся в районе Средиземного моря.

Пять лет, проведенных Сервантесом в рядах испанских войск в Италии, были очень важным периодом в его жизни. Они дали ему возможность посетить крупнейшие итальянские города — кроме Рима, он побывал в Милане, Болонье, Венеции, Палермо — и основательно познакомиться с укладом итальянской жизни. Не менее важным, чем тесное соприкосновение с жизнью Италии XVI века, с бытом ее городов, было для Сервантеса и знакомство с богатой итальянской культурой, особенно с литературой. Длительное пребывание Сервантеса в Италии позволило ему не только овладеть итальянским языком, но и расширить гуманитарные познания, приобретенные им в мадридской школе. К основательному знакомству с античной литературой и мифологией Сервантес присоединил широкое знакомство со всем лучшим, что создало итальянское Возрождение как в литературе, так и в области философии,— с поэзией Данте, Петрарки, Ариосто и их наследников, с «Декамероном» Боккаччо, с итальянской новеллой и пастушеским романом, с неоплатониками. Конечно, это знакомство осуществилось не сразу,— оно продолжалось в течение всего творческого пути писателя, постоянно расширяясь и обогащаясь. Хотя Сервантес и называл себя полушутя «талантом, в науке не искушенным», он был, по собственному его признанию, страстным читателем. Эта самооценка подтверждается обилием имен писателей, на которых всегда кстати ссылается Сервантес. Наряду с величайшими представителями античной литературы — Гомером, Вергилием, Горацием, Овидием н другими, а также упомянутыми выше писателями итальянского Возрождения, в перечне фигурируют персонажи Священного писания и восточной (арабской) письменности. Если мы дополним этот перечень указанием, что на мировоззрение Сервантеса оказали влияние идеи Эразма Роттердамского и что он был замечательным знатоком национальной испанской литературы, народной поэзии (романсов) и вообще национального фольклора, то мы получим приблизительное представление о тех элементах, из которых слагалась духовная культура этого «не искушенного в науке» человека. В истории же ее формирования очень важную и благодетельную роль сыграли именно пять лет, проведенные им на военной службе в Италии.