Шрифт:
Дочери о. Никодима, двоюродные сестры Ольги Александровны, уверяли, что у нее несносный характер. У них дня не проходило без ссоры. И сама Ольга Александрова стала думать, что у нее несносный характер.
Теперь, сидя в беседке Преображенского парка, рядом с хнычущим Борей, Ольга Александровна задумалась о «своих», как она называла семью о. Никодима. Мальчики около беседки опять поссорились, кто-то ревел, но Ольга Александровна не унимала их.
Лучи солнца пронизывали частую листву и дрожащими пятнами ложились по земле. Ольга Александровна немного щурилась. На ней было черное шерстяное платье, перекрашенное когда-то из «бордо». Оно или село после краски, или она из него выросла, только рукава были не впору и закрывали ее руки чуть пониже локтя, талия сделалась коротка и в груди теснило.
Ольга Александровна была полная, здоровая девушка с круглым лицом. Гладко зачесанные волосы неопределенного, желтоватого цвета, серые глаза, немного выдавшийся рот – все это не казалось ни красивым, ни привлекательным. Но свежий румянец, белые зубы и какое-то особенно нежное выражение глаз порою делали ее миловидной.
В беседку вошла няня Лисичкиных с младшей девочкой на руках.
Няня покровительствовала и сочувствовала Ольге Александровне. Раньше мальчики были на ее попечении и она испытала все, что теперь испытывала Ольга Александровна.
К доброму чувству няни примешивалось и чувство облегчения: она с внутренней радостью замечала, что мальчуганы по-прежнему растрепаны, измазаны, а что выговаривать за это будут не ей.
– Озорники эти мальчишки, – сказала она, усаживаясь на противоположной скамье.
В ответ на замечание няни Ольга Александровна разразилась целым потоком слов. Она говорила, что это невозможно, что это наказание божеское, а не дети. Она вообще любит детей, а это какие-то… ну просто совсем не дети.
– Вот я папаше все расскажу, – заявил плаксиво Володя.
Он давно слушал, что говорится в беседке.
– Да что вы расскажете-то? – энергично возразила няня. – Пожалуй, рассказывайте сами про себя. Эх вы!
И она с презрением посмотрела на Володю.
– Вы еще, Ольга Александровна, всех порядков не знаете. Еще то ли будет! Здесь они целый день и в саду, и в парки, а вот погодите в комнатах-то, в городе – покажут они себя! Вы тут долго не наживете, Ольга Александровна!
– Ах, что вы, няня, нет, не дай Бог! Опять к дяденьке обратно просто невозможно, а другое место где ж найти, да и характер у меня нехороший…
Они помолчали.
– Вот скоро в большой дом и гости будут, – сказала няня. – Сынок затенинский приедет, Алексей Иванович. Вот уж барин! И красавец.
Она стала хвалить Алексея Ивановича. По ее словам, Алексею Ивановичу непременно следует жениться на старшей дочери Лисичкиных Лиде. Пусть только она пансион кончит. Оба такие красивые, хорошая будет парочка. И сам Затенин не прочь. Довольно уж Алексею Ивановичу, отучился. Университет кончил.
Пора и семьей обзаводиться, и магазин на себя принять. Отец стар становится.
Долго бы еще няня посвящала Ольгу Александровну в семейные дела Затениных, но в это время среди детей раздался пронзительный крик – началась драка – и Ольга Александровна бросилась к ним.
Настасья Неофидовна Лисичкина, мать Володи, Миши, Сережи и Бори… была в больших хлопотах.
По случаю дня рождения старшей дочери Лиды – после обедни она ждала гостей на пирог. Придут Затенины, отец и сын – сын только вчера приехал, – батюшка с детьми, еще кое-кто… Пухлое, бесконечно доброе лицо Настасьи Неофидовны так и лоснилось от жары и усталости.
– Ольга Александровна! Ольга Александровна! Что это, мать моя, вас не дозовешься?! Давайте-ка снесем этот стол на террасу. Двенадцатый час, а еще ничего не готово. К достойной вы слышали, звонили?
– Звонили. Только право, Настасья Неофидовна, с мальчиками сладу нет. Сейчас вот Миша Володе щепку в глаз воткнул, а тот поднял кирпич, да его кирпичом… Я просто из сил выбилась, Настасья Неофидовна…
– Ну, ничего, душа моя, бросьте их пока… Или дайте Мише хорошего подзатыльника и поскорее раздвинем стол. Рубашечки вы им велели выгладить? А Виктор сегодня спокойнее спал, чем прошлую ночь?
На широком балконе накрыли стол, самовар кипел, принесли свежее молоко и масло. Настасья Неофидовна велела подавать и пирог.
Дети уже уселись около самовара. Ольга Александровна поила Борю, который болтал ногами и пускал пузыри в блюдечко.
Обедня кончилась.
Первая прибежала Лида, розовая и веселая, в новом платье. Лида была очень хорошенькая шестнадцатилетняя девочка, скорее, впрочем, похожая на куклу, чем на живого человека – такая она была беленькая, с крошечным ротиком и большими бледно-синими глазами. Свои пышные волосы льняного цвета она носила распущенными до плеч и низко подрезанными на лбу. Они падали свободно, закрывая розовые уши, и это придавало Лиде еще более детский вид.