Перед балконом была площадка и длинная гряда синевато-лиловых ирисов. Потом шел обрыв с кустами, внизу виднелась дорога. Два хребта гор, серых, с темно-зелеными пятнами, бежали слева направо, от севера к морю. Ближний был ниже и кончался раньше моря, а дальний подходил к морю обрывистыми скалами. Эти две стены так прямо и шли перед балконом, а море лежало вправо, внизу, и ясно был виден только залив. Ялта, маленькая и хорошенькая, жалась к морю. Белая церковь стояла высоко, на горе.

Солнце лизало верхушки гор, которые стали темно-лиловые. Потом зашло за первую стену. Видно было, что оно еще не за горизонтом, потому что из ущелья к самой Ялте шел дымно-желтый сноп лучей.

Осторожный Андрей Нилыч ушел в комнаты на некоторое время, боясь заката по привычке, хотя было лето и жара. Маргарита читала книгу, вероятно Тэна, Вася ушел гулять в парк, Нюра в отцовском кресле тоже перелистывала какую-то книгу. На ступенях крыльца устроилась Варвара Ниловна. Она молча и без особых мыслей смотрела вниз, на Ялту, на розово-бледный горизонт моря. Около нее на подоле лежала довольно большая, пестрая, старая собака, которую звали Гитан. Собака была здешняя, почему-то привязалась к Варваре Ниловне и не отставала от нее.

Пароход звучно, гулко и радостно крикнул внизу. Его хорошо видно, он большой, черный, с красной полосой у воды. Видны, если присмотреться, и темные копошащиеся фигурки пассажиров. Кто-то приехал? Наверно, кто-нибудь интересный. Варвара Ниловна, или Вава, как ее зовут решительно все и она сама, улыбнулась про себя. Ей было весело. Она любила представлять себе – приятные вещи и всегда ждала хорошего впереди. Маргарита и Нюра тоже ожидали себе хорошего впереди, но слегка боялись за него и злились на настоящее. А Вава не боялась и потому не злилась. Она просто ждала.

Прошло еще несколько времени. Сильно темнело. Нюра зевнула, отложила книгу и рассеяно посмотрела на горы, которые теперь стояли черные, как сажа. Небо, впрочем, еще не успело потухнуть. Неясные, полуслышные звуки людской суеты, казалось, наполняли воздух. Но они исчезали, если к ним прислушивались. В далеких деревьях парка пронзительно стонали лягушки. Чуть слышный стук колес, слабый, но несомненный и беспокоящий, потому что был непривычен, донесся вдруг с нижней дороги.

В эту самую минуту около балкона мелькнула фигура Васи. Белая фуражка сидела на затылке. Вася был очень взволнован.

– Послушайте, – крикнул он. – Сегодня приедет! Едет! Сейчас только в кухне узнал, от садовника! И чего они молчали!

– Кто приедет? – спросила Нюра с любопытством.

Вася торжественно провозгласил:

– Генерал!

Нюра рассмеялась довольно презрительно, поняв, что дело шло о Радунцеве. Она знала, что Радунцев стар, живет в Москве, тайный советник и бывший профессор астрономии. Он вдов, дети живут отдельно, сам он приезжает каждое лето на свою крымскую дачу, причем живет в мезонине, а низ сдает.

– Ваве и Васе какая радость! – произнесла она. – Вава обожает генералов. Жаль, что не военный. Ну да ничего. А ты, Вася, больше бы радовался, если бы не генерал приехал, а иеромонах? Кого больше любишь?

Вася серьезно принял вопрос и задумался, колеблясь. Но в эту минуту он увидел, что коляска, обогнув гору (ее редкие лошади брали), медленно подъезжает к ограде двора, за балконом, с другой стороны дома. Ничего нельзя было разобрать, темное пятно двигалось, только впереди ползли два огненных глаза фонарей. Гитан выпрямился, прислушался и вдруг с тонким визгом бросился вперед. Вася тоже не выдержал. Немного обидевшись на Нюру и Маргариту, которые упорно не двигались с места, он обратился к Ваве:

– Вава, а? Пойдем посмотрим! Мы сбоку, с веранды. А садовник огня вынес. Увидим!

– Ну, пойдем! – весело сказала Вава, подбирая подол своего темного распашного капота. – Только смотри, чтобы сбоку!

Садовник, точно, вынес фонарь, а потом и лампу на крыльцо. Светлое пятно, сгущая мрак кругом, легло на ступени, кусок дороги и коляску. Вверху были освещены деревянные переплеты веранды с бледными от лучей лампы листьями и частыми, большими, тяжелыми розами желтоватого цвета. Рядом с садовником, который был немного пьян и потому невнятно бормотал какие-то длинные приветствия, стояла садовникова жена, а около нее тщедушный солдат Иван с болезненно-обиженным лицом, поляк. Он не принадлежал к слугам генерала, его наняла няня Кузьминишна, чтобы он каждый день ходил в город за провизией и почтой; но он счел долгом присутствовать при встрече хозяина.

Из коляски вылезла женщина. Она была в черной косынке, с острым носом и крепко сжатыми губами. Она кивнула головой садовнику и садовниковой жене. Иван посмотрел на ее фартук и понял, что это генеральская кухарка. Садовник поставил лампу и протянул было руки. Но женщина в косынке отстранила его и с привычной ловкостью помогла генералу сойти с подножки. Вава и Вася из-за угла, с боковой веранды, увидали довольно высокого старика, сгорбленного, скорее согнутого слегка вперед, в черной крылатке. Из-под широкой панамы смотрело усталое лицо с исжелто-белой подстриженной бородкой. Маленькие старческо-голубые глазки мигали. Губы тоскливо шевелились. Он, вероятно, был очень стар.