Шрифт:
В фильме нет социального мотива – режиссер его устраняет. Пенсионер не может отомстить «новым хозяевам жизни» уже потому, что не имеет таких денег на винтовку. Герой С.Говорухина за полчаса добывает у банкира Вани 5 тыс. долларов, он – не чужой в этом новом мире. Дочь его возит товары из Турции, а насильник сидит в ларьке, они одного поля ягоды. Да и милиция на его стороне. Не случись такой незадачи, что отец одного из насильников – милицейская шишка, не пришлось бы герою и сидеть в засаде с винтовкой. Зритель на волне эмоции сам возвышает штамп до столкновения «честный труженик – против преступного капитала». На кого же канализирует чувство мести режиссер?
В качестве «носителей зла» – социальных фигур, на которых концентрируется внимание зрителя, – выбираются те, которые уводят внимание от реальных социальных виновников нашей социальной катастрофы. Более того, общественные типы, играющие активную роль в разрушении стабильного жизнеустройства, представлены в фильме с явной симпатией, в положительном свете (это банкир Ваня и бандиты, торговцы оружием). Носителями зла стал ларечник с рынка и представители «номенклатуры» (полковник милиции, следователь и прокурор).
Представление носителями зла близких, осязаемых социальных или этнических фигур (обычно в связи с убийством или изнасилованием) – испытанный способ возбудить простые, черно-белые чувства и канализировать общественную ярость в сторону фундаментализма. Тем самым внимание уводится от действительных общественных противоречий. Появление талантливых идеологов, занятых такой работой, всегда – большая удача манипуляторов. Трудно говорить с людьми, которые очарованы эмоционально сильным художественным образом.
Конечно, среди ларечников попадаются типы, способные изнасиловать девушку. Но выбор социального образа преступников сделан С.Говорухиным не случайно, тут есть «идея». Верна ли она? Думаю, что нет, не ларечники и студенты – растущая угроза безопасности для простых граждан, их дочерей и внучек. Торговля – временная социальная ниша для сравнительно благополучных людей. Эти люди в основном держатся за свое положение и не имеют сильных мотивов, чтобы вступать в конфликт с обществом и законом. В действительности главный источник угрозы сегодня – деклассирование молодежи, появление целых возрастных когорт подростков, выброшенных из жизни, не имеющих легальных доходов и возможности поддерживать социально приемлемые отношения полов. Опасность для девушек России – появление у нас «цивилизации трущоб» с большими массами озлобленных на весь мир, обедневших и неуравновешенных юношей. Тех, кто был лавочником, рабочим или студентом, а теперь он – никто. Для общества все более опасны его собственные жертвы, которые вызывают у зрителя ненависть и сострадание одновременно.
Второй «коллективный враг народа» в фильме – «коррумпированная номенклатура». Она изображена так абстрактно, что даже непонятно, почему она становится на сторону насильников. Примешаны родительские чувства полковника милиции, но это ведь исключительное совпадение, а без него поведение руководства всей правоохранительной системы просто необъяснимо. Они все – на содержании у лавочника? Они испытывают к нему классовую солидарность? Они все – порочны? Видимо, всего понемногу, ибо образ «номенклатуры» в фильме монолитен и отрицателен. Здесь нет просвета, потому-то герой фильма покупает у бандитов винтовку и начинает мстить сам.
Коррумпированной верхушке правоохранительной системы противопоставлены ее честные «низы». Это – столь же примитивный способ направить ярость граждан в русло фундаментализма с формулой «честный человек против номенклатуры». Что говорить, это – одна из самых разработанных и эффективных методик манипуляции сознанием, она стала основой бесчисленного множества голливудских фильмов и прекрасно послужила при избрании Ельцина президентом. С.Говорухин настолько упростил эту формулу, что ни одну фигуру из номенклатуры не сделал союзником «честных низов», довел свою концепцию до тоталитарной манихейской чистоты. Зачем усложнять!
Фильм предлагает модель криминализации нынешнего общества. Она недостоверна, и линия фронта проходит совсем не так и не там. Положение более страшно. Вот обычная ситуация: в поселке или микрорайоне живет неоднократно судимый «авторитет», координирующий рэкет в своей зоне влияния. У него на окладе – участковый уполномоченный, а может, и кто-то в отделении милиции. Взаимный уговор – в своем районе не шалить. Но если кто-то из подконтрольных бандитов, собирающих налог с лавочников, по пьянке изнасилует беззащитную девушку, то именно добрый лейтенант постарается уговорить ее родственников не лезть на рожон. А полковник милиции, следователь и прокурор, возможно, будут уговаривать их подать заявление: «Без этого мы не сможем посадить бандитов в тюрьму». Это не значит, что участковый подонок, а «номенклатура» неподкупна – просто у нее совсем другой срез коррупции, она в доле не с лавочниками, а с банкирами.
Беззащитность простого человека в реальной жизни намного полнее и безысходнее, нежели представляет фильм. Именно «низовой» защитный пояс бандитов блокирует попытки простого человека найти правду и уж тем более попытки отомстить преступникам на свой страх и риск. И это делается проще и эффективнее, нежели делает коррумпированный полковник в фильме С.Говорухина.
Наконец, третья и, возможно, самая важная часть концепции С.Говорухина – отрицание идеи права, разновидность стереотипа антигосударственности. Это – антиправовой стереотип всегда дремлет в массовом сознании, и режиссер его оживляет и на нем играет. Идея права представлена в фильме почти как несовместимая с совестью и достоинством. Все положительные герои фильма желают возмездия преступникам, но с первых же шагов отвергают право. Капитан милиции, ненавидящий «новых русских», сразу же вышибает из них признания с помощью «физического воздействия» и угроз. Угрозы его действенны – в его распоряжении уголовники, в камеру к которым он может бросить подозреваемого (с соответствующей сопроводительной информацией), а может и не бросить. И режиссер, и зритель – безусловно на стороне этого капитана, на стороне справедливости. На стороне справедливости, отрицающей право. Но разве толпа, линчующая «насильника-негра», не следует чувству справедливости? Ведь линчевание – это не ругательство, это воплощение в жизнь целой философской концепции Линча.