17 февраля, завершив подготовку к боевым действиям, армия вышла в исходный район. Думали, вот-вот высадим десант, двинемся на Псков и Лугу – и вдруг весна. Нежданно ранняя для этих мест, она спутала нам все планы. Солнце, теплый ветер – началось бурное снеготаяние. По полям и оврагам разлилась вода.

Гитлеровцы к этому времени оставили демянский плацдарм. Казалось, такое стечение обстоятельств облегчало выполнение задуманной операции. Но как ее проведешь, если танки, пущенные для пробы, пройдя сотню-другую метров, погрузли в талой воде по самую башню. С громадным трудом мы вытащили их на сушу.

Стало ясно, что в таких условиях большая операция, основу которой составляет мощный танковый удар, просто невозможна. Неминуемо застрянешь, а то и погибнешь в половодье. Правда, мы не теряли надежды, а вдруг также внезапно нагрянут морозы, затянут ледком раскисшие дороги, скуют реки.

Штаб наш перебазировался в деревню Худые Речицы, обосновался под прикрытием соснового бора. В канун праздника 23 февраля приехала к нам в гости делегация вологодских колхозников. Возглавлял ее первый секретарь Вологодского обкома партии товарищ Анисимов. На свои средства труженики полей построили столько боевых машин, что укомплектовали ими целый танковый полк, вошедший в состав нашей армии.

Были, конечно, по этому случаю торжественный митинг и обед. А когда мы распрощались с делегацией, проводили ее, дал я штабу команду: немедленно переместиться на новое место, ближе к войскам.

Сборы были молниеносные, как по тревоге. Словно сердце чувствовало: задержишься на час-другой – быть беде. И что же? Не прошло и получаса, как мы покинули Худые Речицы, – налетели на деревню фашистские бомбардировщики и разнесли ее в пух и прах. На войне так часто бывает: вовремя уйдешь – все найдешь, лишнюю минуту проволынишься – все потеряешь!

Наконец 23 февраля пришла директива, извещавшая, что намеченная операция отменяется. И тут же войскам 1-й танковой армии приказ: срочно грузиться на железную дорогу и следовать в новом направлении. Куда? Зачем? Пока мы не знали. Известно было лишь, что наши соединения, правда, не полностью (воздушно-десантные дивизии, лыжные бригады и еще кое-что у нас отобрали), должны выйти к железной дороге, на линию, пролегающую от Бологого до Андреаполя, и на разных станциях грузиться в эшелоны.

Снова забота: как добраться до погрузочных станций по бездорожью? Ведь надо не только вывести из новгородских лесов танки, но и переправить боеприпасы и другое боевое имущество.

На помощь пришли свои токари, кузнецы, слесари, плотники. Их оказалось немало в наших танковых экипажах и боевых расчетах. Сделали они салазки, оковали полозья железом, уложили на самодельные санки все наше хозяйство. Затем прицепили те же санки к танкам по четверке цугом, и пошли «поезда» прямым ходом, пробиваясь по раскисшим дорогам к погрузочным площадкам железнодорожной магистрали.

Надо отдать должное тем товарищам, кто организовал переброску танковой армии в новый, неизвестный нам район боевых действий. Железнодорожные составы на все станции подавались без малейшей задержки, и эшелоны один за другим «зеленой улицей» мчались по направлению к Москве.

Куда приведет нас дальнейшая фронтовая дорога – не знали. На московские вокзалы мы не попали. Быстро передали наши эшелоны на окружную дорогу. В столице у меня и Попеля была лишь короткая встреча с Яковом Николаевичем Федоренко и другими начальниками. Вручили нам дальнейший маршрут, конечного пункта его, разумеется, не указали. Но было уже ясно, что 1-й танковой армии предстоит воевать на одном из южных участков советско-германского фронта. Промелькнули последние станции Московской окружной дороги, и наш эшелон повернул по направлению к Курску.

До нового места дислокации армии я добирался в одном из эшелонов. Разговоры в штабном вагоне варьируют одну и ту же тему: куда, на какой фронт бросят армию? Положение стало проясняться, когда поздней ночью эшелон прибыл на станцию Касторное. Ясно, что нас направят куда-нибудь в район Курска.

Вместе с Шалиным вышли из вагона. Дул теплый мартовский ветер. Задранные стволы зениток и зачехленные танки на платформах четким силуэтом вырисовывались на фоне высветленного луной мартовского неба. Раздалась команда – из теплушек с гомоном и смехом высыпали танкисты.

Станционные пути были забиты составами.

– Неплохая мишень для гитлеровских асов, – сказал Шалин.

– Да, тут трудно промахнуться, – согласился я. – Надо принять меры, чтобы здесь не задерживаться.

Я послал группу штабных офицеров к коменданту станции. Вернувшись, они подтвердили нашу догадку: да, действительно, наш эшелон имеет станцией назначения Курск.

Не успел я выслушать доклад, как завыли сирены, пронзительно засвистели гудки паровозов. Откуда-то с запада нарастал тяжелый гул. Невидимые в ночном небе шли бомбардировщики. Судя по гулу, «Юнкерсы-88».