Шрифт:
Как и битва на Тереке, сражение при Ангоре имело важнейшие геополитические последствия. Тамерлан снова помог государству, которое подвергалось нападениям со стороны более сильного противника, – на этот раз Византии (правда, «отсрочка» оказалась недолгой – всего полвека; кроме того, существует и обратная точка зрения – тюркизация региона привела к изоляции Константинополя). Вздохнули с облегчением и в Европе, причем монархи Англии, Франции и Кастилии даже поздравили Тамерлана с победой.
Еще в конце XIV в. Тимур начал подготовку к походу на Китай. Летом 1404 г. он вернулся в Самарканд и через несколько месяцев, собрав армию, двинулся на Поднебесную империю. Однако из-за холодной зимы поход пришлось остановить, а 18 февраля 1405 г., в городе Отрар (ныне юг Казахстана) «Владыка мира» скончался. Китай был сильным противником, возможно, самым сильным из тех, с кем довелось бы столкнуться армии Тамерлана. И вполне возможно, как считают некоторые, что Тимур потерпел бы первое поражение. Но, как бы странно и даже абсурдно это ни звучало: судьба снова благоволила ему и он ушел в иной мир непобежденным…
А. ХорошевскийАВТОБИОГРАФИЯ ТИМУРА. БОГАТЫРСКИЕ СКАЗАНИЯ О ЧИНГИСХАНЕ И АКСАК-ТЕМИРЕ
Предисловие переводчика
Посвящается светлой памяти В. В. Бартольда
Современного читателя больше всего, вероятно, поразит необычайный, но очень ярко выраженный стиль эпохи, к которой относятся «Богатырские сказания о Чингисхане и Аксак-Темире» и «Автобиография Тимура».
С первых же страниц попадаешь в благоухающий сказочный мир, который как-то незаметно, полутонами и причудливыми нюансами, переплетается с серым миром обыденной жизни. И в «Автобиографии», и в «Сказаниях» царит какое-то неуловимое сочетание реального и фантастического; легкое веяние мечты и гири самой прозаической реальности то и дело сменяются на весах рассказа, только в «Сказаниях» фантастика вставлена в оправу реальности, а в «Автобиографии», наоборот, реальность выступает в окружении сверхъестественного.
Говоря общо, перед нами – блестящий стиль средневековья (как он удивительно сходен и на Востоке и на Западе!): симбиоз мистики, вернее, магии с феодально-племенным укладом жизни.
Война здесь – основная стихия жизни; на наших глазах, как в калейдоскопе, мелькают в самых разнообразных комбинациях крупные и мелкие амиры, точная копия феодальных сеньоров Запада, окруженные богадурами-рыцарями; амиры то и дело вступают между собой в союзы, изменяют друг другу, составляют заговоры, хитрят и непрерывно воюют, берут крепости, сражаются…
На кого пали стрелы судьбы, тот нередко из амира, крупного феодала, превращается в атамана шайки бродяг-разбойников, скитается по степям, грабит проходящие торговые караваны, а то просто ворует стада своих же подвластных людей. Но ему может снова улыбнуться счастье: громкие подвиги, богатая добыча привлекают много сторонников, шайка разбойников растет, и атаман снова превращается в амира. Между амиром и атаманом, между регулярной армией и шайкой удальцов-разбойников – различие только количественное, а не качественное.
В редкие минуты, когда почему-либо нет войны, амиры забавляются охотой, устраивают пиршества и праздники и очень редко занимаются своим хозяйством: конями, верблюдами, баранами и рабами.
На принудительном, рабском труде зиждется блестящая военная стихия амиров; где-то внизу, очень далеко, под горизонтом наблюдателя, двигаются и работают хозяйственные пружины жизни; их не различишь и не заметишь за сверкающей военной сутолокой; создается невольное впечатление, будто эта сутолока – нечто самодовлеющее, являющееся не только фасадом, но и фундаментом всей тогдашней жизни.
Конечно, авторы наших произведений очень хорошо знали незаметную, как бы мнимую для них сторону своей жизни, но стоило ли обитателям «верхних этажей» говорить про обыденное и потому скучное среди блеска и шума слишком заметного, говорить про грязь и убожество подвалов? Своеобразная периферийность наблюдателя и читателя той эпохи, конечно, обусловлена своеобразной познавательной призмой наших авторов. Пословицу «Не все то золото, что блестит» усвоили лишь последующие поколения наблюдателей.
Другая стихия жизни – постоянное передвижение населения. Если бы мы могли взглянуть с высоты полета аэроплана или дирижабля на тогдашнюю Монголию, на области Джете (теперешний Восточный Туркестан, Джунгария и Семиречье) и Мавераннахр (область между Сырдарьей и Амударьей), на Персию, Афганистан, Ирак, Малую Азию, Сирию, мы увидали бы непрерывно движущиеся взад и вперед человеческие точки в больших или меньших количествах: то передвигаются амиры с богадурами и воинами, то – рабы с косяками коней, с верблюдами и овцами, то среди бушующих волн войны движется купеческий караван; все течет и меняется, кочует, идет походом или бежит от врага; хозяйство движется так же, как и война; кибитка, юрта, лагерный стан равнозначны городам и укрепленным рвом, валами и стенами крепостным пунктам.