Не та ли это атака, о которой Наполеон в 18-м бюллетене говорит: «Император велел повести атаку правым крылом на фронте: сим движением отняли мы 3/4 поля у неприятеля». Войска Нея и наши, уже бежавшие к ним навстречу, сшиблись и расшиблись. Смешанные толпы боролись, резались, уничтожались… Такое взаимное разрушение продолжалось около двух часов.

Есть люди, которые стараются доказать, что сражение Бородинское притихло, зачахло, даже, как они выражаются, «замерло» еще в 4 часа пополудни. С того же времени до 9 вечера (целых 5 часов!) продолжалась только пушечная пальба. На это да позволено будет сделать несколько вопросов: что ж делали войска, если действовали одни батареи? Что ж делал Наполеон?

Согласимся с теми, которые говорят, будто с утра стоял он (в положении бесстрастном), скрестя руки на груди. Но они же сами соглашаются со всеми другими, что в 4 часа пополудни он (Наполеон) лично выехал на линию и обозревал положение дел. Продолжаем вопросы: к чему ж был этот выезд? К чему это обозрение? Разве он выехал для того, чтобы кончить, а не продолжать?

Тогда как сам [63] хотел даже повторить сражение! Если Наполеон (этот оборотливый, деятельный, пылкий воин) не делал ничего, то что ж делали наши? Ужели, под воздушным поединком батарей, полки и дивизии стояли спустя ружья? Нет! Всякий, кто действительно был и варился в кипятке Бородинского сражения, согласится, что не только 5 часов (от 4 до 9 вечера), но и 5 часовых четвертей не было совершенно праздного времени в битве, где дрались почти без передышки.

Иначе откуда последовала бы такая огромная, с обеих сторон, потеря в людях?.. И зачем Наполеону вдруг прекратить линейное сражение (кроме артиллерии) именно тогда (в 4 часа пополудни), когда он оттеснил (польскими войсками) корпус Тучкова 1, овладел через посредство маршалов всеми (так дорого стоившими) редантами Семеновскими, обеспечился насчет левого своего крыла (после попытки Уварова) и имел за собою наш центральный люнет? Наполеон был человек нрава крутого и не имел, кажется, обычая так великодушно останавливаться среди успехов, хотя и не дешево купленных.

Из свода этих вопросов само собою следует, что сражение, в котором умирали тысячи, и после 4 часов за полдень не замирало и не замерло, а продолжалось, разумеется, с большим или меньшим напором с той или другой стороны. Наполеон и Кутузов не уставали соображать, не переставали действовать. Наполеон направлял атаку (charge de front) серединную. Ней двигался с огромными силами.

А что делал Кутузов? Полководцы встретились на одной мысли. Каждый метил своему противнику в грудь!.. Кутузов (и это было позже 4 часов пополудни), усмотрев, что пехота французская стянута на крылья, а центр неприятеля разжидел и состоял из одной почти кавалерии, предпринял нанести удар на этот центр и нарядил несколько полков пехоты (менее пострадавшей из полков гвардейских) и часть кавалерии для этого дела.

Наполеон понял опасность такого предприятия и решился двинуть вперед часть Молодой гвардии. Удайся это движение, Кутузов превратил бы свое положение оборонительное в наступательное. Он уже и сделал было попытку к этому, выслав Уварова, которому велел сказать: «Напасть и пропасть, если необходимо!»

В то же время к Дохтурову на левое крыло послал своеручную записку карандашом: «Стоять до последней крайности!» Из таких распоряжений, твердых, решительных, видно, что сражение Бородинское было битва на жизнь или на смерть и что прекратить ее могло только одно наступление ночи. Отчего ж иные пишут: «С 4 часов пополудни вообще видно было всеобщее изнеможение: выстрелы час от часу редели, и битва замирала»?

А между тем сами же говорят далее: «Ночь прекратила сражение; оно кончилось в 9 часов вечера». Я, с своей стороны, никак не мог решиться у 15-часового сражения Бородинского похитить пять часов великих пожертвований и славы!

В доказательство, что схватки, и схватки сильные, происходили на линии уже на исходе дня, я предлагаю взглянуть в книгу Любенкова [64] . Сказав: «Уже вечерело», – он продолжает: «Густая колонна французских гренадер, до 5000 с красными распущенными знаменами, музыкою и барабанным боем, как черная громовая туча, неслась прямо на нас. Казалось, ей велено погибнуть или взять нашу батарею». Таких явлений не бывает, когда сражение замерло!

Около 7 часа вечера сражение, может быть, за общим изнуром сражающихся, мало-помалу ослабевало, но батареи еще гремели и громили. Под вечер Мюрат делает большую кавалерийскую атаку: это последняя вспышка догоравшего пожара – и французы занимают лес за Семеновским, откуда выбиты финляндцами. Настало 9 часов вечера, и не стало сражения Бородинского! Оно продолжалось 15 часов. Это сражение было генеральное и генеральское. [65]

Механизм этой огромной битвы был самый простой. Наполеон нападал, мы отражали. Нападение, отражение; опять нападение, опять отражение – вот и всё!

Со стороны французов – порывы и сила; со стороны русских – стойкость и мужество. Об этой битве можно сказать почти то же, что Веллингтон позднее сказал о битве при Ватерлоо: «Наполеон шел просто, по-старинному и разбит просто… по-старинному!» Мы только должны поставить вместо слова «разбит» другое: «отбит», и будет верно. О Кутузове можно сказать то же, что древние говорили о своем Зевсе: «Разбросав все свои громы в сражении с титанами, он отражал неприятеля терпением!» О Наполеоне должно сказать его же собственными словами: «Роковое определение судеб увлекало его!..»