Скандинавская стальная культура, унизанная сокровищами Византия, дала Киев, тот Киев, из-за которого потом восставали брат на брата, который по традиции долго считался матерью городов. Поразительные тона эмалей; тонкость и изящество миниатюр; простор и спокойствие храмов; чудеса металлических изделий; обилие тканей; лучшие заветы великого романского стиля дали благородство Киеву. Мужи Ярослава и Владимира тонко чувствовали красоту; иначе все оставленное ими не было бы так прекрасно…

О татарщине остались воспоминания только как о каких-то мрачных погромах. Забывается, что таинственная колыбель Азии вскормила этих диковинных людей и повила их богатыми дарами Китая, Тибета, всего Индостана. В блеске татарских мечей Русь вновь слушала сказку о чудесах, которые когда-то знали хитрые арабские гости Великого Пути в Греки…

Бесконечно изумляешься благородству искусства и быта Новгорода и Пскова, выросших на "Великом пути", напитавшихся лучшими соками ганзейской культуры. Голова льва на монетах Новгорода, так схожая со львом св. Марка, не была ли мечтою о далекой царице морей — Венеции? Когда вы вспоминаете расписные фасады старых ганзейских городов, не кажется ли вам, что и белые строения Новгорода могли быть украшены забавною росписью?"

Через любовь к России художник мог чувствовать весь мир, так расширялось видение Рериха от славянофильства прошлого к светлой соборности будущей мировой жизни. Под этим знаком создаются картины 1906–1914 годов, как декоративные, так и станковые; притом "эта перемена затрагивает не только идейный строй композиций художника, но и сильно влияет на их мастерство, что вместе с уже отмеченной их усложненной и обогащенной живописью весьма отличает картины Рериха последних лет от работ предыдущих периодов" (Эрнст, 1918).

В годы, предшествующие Первой мировой войне, в живописном творчестве Н.К. Рериха преобладают апокалиптические настроения. Они воплощаются в целый ряд значительных работ "Небесный бой", "Пречистый град — врагам озлобление", "Бой со змеем", "Дела человеческие", "Зарево". Пожалуй, самой предсказательно трагической из них стало произведение "Ангел Последний" (1912). Критик А.В. Бакушинский писал о нем: "Этим чутким титаническим видением открывается ряд творческих образов, озаренных отблеском грядущей катастрофы. Грозный ангел, ангел последнего гнева из потемневшего, черного сворачивающегося, как свиток, неба, ангел, подобный сверкающей молнии в обрамлении клубящихся облаков, нисходит на землю, объятый пламенем. Холодом совершившегося высшего приговора проникнуты его неподвижный лик и статуирный покой фигуры. Огненная стихия неба, соединяющегося с огненным обновлением земли. Все видение пропитано красным трепетанием от густо-пурпурового тона до желтовато-оранжевого. Пустынна земля и пустынно небо. Нет человека в построенных им пустынных городах, символически изображаемых в виде искристых палат. Полное господство сверхчеловеческого. Величие и простота византийского монументального искусства здесь достигаются художником с подлинно-древней силой через крайнее обобщение всех художественных средств. Это мистически пламенеющее небо, эта земная обреченность в применении с неизбежным, предстоящим кругом небывалых мук и испытаний, нужных для какого-то очищения и нового рождения в жизни новой, — ярко окрашиваемой собою последующее творчество художника".

Итогом довоенного периода Н.К. Рериха как писателя и просветителя стала первая книга собрания сочинений, выпущенная в 1914 году в издательстве И.Д. Сытина.

В нее были включены лучшие произведения; в главу "О старине моления" вошли работы "На кургане", "Иконный терем", "Из Варяг в Греки", "По старине", "К природе", "Спас Нередицкий", "Восстановления", "Странный музей", "Голгофа искусства", "Обеднели мы", "Радость искусству", "Древнейшие финские храмы", "Тихие погромы", "Земля обновленная", "Церковь Ильи Пророка в Ярославле", "Памятник Св. Ольге", "Всенародное", "Великий Новгород", "Подземная Русь", "Иконы"; в главу "Листки" — "Марес и Беклин", "Врубель", "Куинджи", "Серов", "Японцы", "Художественная промышленность", "Враги", "Отличия", "Индийский путь", "Дедушка", "Глаз добрый"; в главу "Сказки" — "Детская сказка", "Гримр-Викинг", "Вождь", "Марфа Посадница", "Старинный совет", "Великий ключарь", "Лют Великан", "Девассари Абунту", "Лаухми Победительница", "Замки печали", "Царица Небесная", "Миф Атлантиды", "Страхи", "Клады", "Города пустынные". "Граница царства".

Атлантида — зеркало солнца. Не знали прекрасней страны. Вавилон и Египет дивились богатству атлантов. В городах Атлантиды, крепких зеленым нефритом и черным базальтом, светились, как жар, палаты и храмы. Владыки, жрецы и мужи, в золототканых одеждах, сверкали в драгоценных камнях. Светлые ткани, браслеты, и кольца, и серьги, и ожерелья жен украшали, но лучше камней были лица открытые.

Чужестранцы плыли к атлантам. Мудрость их охотно все славили. Преклонялись перед владыкой страны.

Но случилось предсказание оракула. Священный корабль атлантам привез великое вещее слово:

— Встанут волны горою. Море покроет страну Атлантиду. За отвергнутую любовь море отомстит.

С того дня не отвергали любовь в Атлантиде. С любовью и лаской встречали плывущих. Радостно улыбались друг другу атланты. И улыбка владыки отражалась в драгоценных, блестящих стенах дворцовых палат. И рука тянулась навстречу с приветом, и слезы в народе сменялись тихой улыбкой. И забывал народ власть ненавидеть. И власть забывала кованый меч и доспех.

Но мальчик, сын владыки, особенно всех удивлял. Само солнце, сами боги моря, казалось, послали его на спасенье великой страны.

Вот он был добр! И приветлив! И заботлив о всех! Были братья ему великий и малый. Для каждого жило в нем доброе слово. Про каждого помнил он его лучший поступок. Ни одной ошибки он точно не помнил. Гнев и грубость увидеть он точно не мог. И перед ним укрывалось все злое, и недавним злодеям хотелось навсегда стать добрыми, так же, как он.

За ним шел толпою народ. Взгляд его всюду встречал лишь лица, полные радости, ждущие улыбку его и доброе, мудрое слово. Вот уж был мальчик! И когда почил в этой жизни владыка-отец, и отрок, туманный тихой грустью, вышел к народу; все, как безумцы, забыли про смерть и гимн хвалебный запели владыке желанному. И ярче цвела Атлантида. А египтяне назвали ее страною любви.

Долгие тихие годы правил светлый владыка. И лучи его счастья светили народу. Вместо храма народ стремился к владыке. Пел:

— Он нас любит. Без него мы — ничто. Он — наш луч, наше солнце, наше тепло, наши глаза, наша улыбка. Слава тебе, наш любимый!

В трепете восторга народа дошел владыка до последнего дня. И начался день последний, и бессильный лежал владыка, и закрылись глаза его.

Как один человек, встали атланты, и морем сплошным налили толпы ступени палат. Отнесли врачей и постельничих. К смертному ложу приникли и, плача, вопили: