Гуров недоверчиво посмотрел на Полковника, тот выдержал его взгляд.

– И все же квартиру я проверю!

– Да ради бога! У тебя денег много, распоряжайся ими по своему усмотрению.

Полковник продолжал улыбаться, провожая Гурова, но как только за ним закрылась дверь, набрал номер телефона:

– Хакер?

– Я!

– Полковник! Мухой на городскую хату Ангура. Снять все технические средства контроля. У тебя в распоряжении двадцать минут.

– Но, Полковник, я могу не успеть!

– Зато я всегда успею отстрелить твою бестолковую башку. Не теряй времени, быстро на объект! И не дай бог в квартире хоть что-то останется из электроники! Спрос с тебя будет! Испарился!

Полковник бросил трубку в кресло, в котором еще несколько минут назад сидел Гуров. Этот мальчик заматерел. Начал открыто диктовать свои условия. Он вполне может просчитать, что после завершающей акции никто никуда его не отпустит. А значит, он понимает, что обречен. Следовательно, будет готовить защиту. И застать его врасплох сразу же после акции будет невозможно. Ликвидировать его надо не сразу, когда он будет готов отразить нападение, а чуть позже. На конспиративной квартире при расчете за убийство Донцова, предварительно узнав, где он прячет свою блядь. Только там организовать ему капкан, в который он и угодит. Ну а после него можно спокойно решить вопрос и с его Людмилой. Нет, Ангур, хоть ты и заматерел прилично, и опыта поднабрался, но тебе всегда будет не хватать специальной, профессиональной подготовки. Такова твоя судьба, Ангур, которая, в принципе, еще в Чечне могла привести тебя к гибели. Но дала отсрочку. Вот и пожил. Но хватит об этом.

Надо решить вопрос с Усманом. Они с Геннадием договорились встретиться в 13.00, а на часах было уже почти двенадцать. Если на дорогах пробки, можно и не успеть, до клиники нужно ехать через всю Москву. Придется воспользоваться метро. Так надежнее, хоть и неудобно. Но сейчас не до удобств.

Он достал из мебельной стенки наполненный коричневой жидкостью одноразовый шприц, сунул его в карман пиджака, забрал сигареты и зажигалку и покинул квартиру.

Ровно в час он через медицинскую сестру вызвал начальника хирургического отделения Бондаря Геннадия Сергеевича. Заведующий отделением ждал бывшего одноклассника.

Провел его по лестнице до четвертого этажа, не входя в отделение, проинструктировал.

– Как я понял, тебе нужна встреча инкогнито?

– Ты угадал, Гена.

– Тогда так! Сейчас Хакманова повели на УЗИ, жалуется узбек на боли в желудке. Но я подозреваю, что это обычная ломка. Один милиционер сопровождает его, второй остался в палате, он даже в коридор не выходит. Я тебя закрою в перевязочной. После УЗИ Хакматова доставят туда. Там вы и встретитесь.

Полковник спросил:

– А милиционер?

– Он сопровождает клиента до кабинетов, в дела медицинские они не вмешиваются.

– Но с тобой будет и медицинская сестра?

– Лишняя сотня баксов найдется?

– Конечно!

– Тогда сестра будет нема, как рыба.

– Но вы не должны слышать, о чем мы будем говорить, условия перевязочной это позволяют?

– Да, там есть подсобная комната.

– Уж не пользуешься ли ей ты с этой медсестрой?

– А вот это, Вова, уже моя профессиональная тайна.

Афанасьев улыбнулся:

– Ты там случку не устраивай, не успеешь, мы быстро разговор закончим.

– Чего так? С полчаса можешь спокойно пообщаться со своим узбеком.

– И не надейся, потом трахнешь сотрудницу, а нам потребуется от силы минут пять.

Бондарь вздохнул:

– Как скажешь, ты же платишь.

Полковник спросил:

– Как и когда ты выведешь меня оттуда?

– Сразу после перевязочной Усмана доставят в палату. У нас наступает тихий час по распорядку. Менты в это время обедают. Пищу им приносят одновременно, и принимают они ее в палате. Вот тогда ты и покинешь отделение.

Афанасьев задумался, его поторопил Геннадий:

– Ну чего еще?

– К Усману недавно, вчера, кто-нибудь приходил? Не считая следствия?

– Были. Родственники из Самарканда. Но им не позволили долго рассиживать. Все одно этого Усмана послезавтра на выписку.

– Отлично, Гена! Держи шестьсот долларов, пошли в отделение.

Вскоре Полковник оказался в перевязочном кабинете, в обществе женщины лет тридцати, обладающей каким-то вампирским, блудливым взглядом. Казалось, скажи ей – раздевайся, и она тут же сбросит с себя халат, под которым, и это было заметно, нижнего белья не просматривалось. Но Афанасьев не сказал ей ничего, только поздоровался. Сестра что-то буркнула в ответ, нагнулась так, чтобы оголить ноги до ягодиц, что-то выискивая в шкафчике. Полковник отвернулся от нее, подошел к окну, открыл форточку, закурил.

Сестра сделала замечание:

– У нас здесь не курят!

– Я это понял, здесь у вас только трахаются, а потом собирают окурки по лестничной площадке и складывают в пивную банку.

Женщине нечего было ответить. На подоконнике стояла банка, полная окурков, а в своем предположении насчет интима он был прав.

Перебранка этим и закончилась.

А через десять минут сам Бондарь ввел в кабинет желтого и сморщенного, как высохший лимон, уроженца солнечной южной республики. Мелькнула мысль: «И этого урода Хозяин хотел поставить во главе дела?» Вслух же поздоровался по восточному обычаю: