У окна стояла складная раздвижная индийская книжная стойка, не раздвинутая, с одним резным боковым зооморфным крылом, впавшим, можно было бы эксцентрично сказать, в уныние в связи с немногочисленностью книг. Кажется, Катерина указывала на что-то белое, тоненькое.

– Вот где Божье дитя пригодилось бы, марака в святой рубашке.

– Ты говоришь какие-то сумасшедшие вещи.

– Ты все обо мне знала, – сказал я. – А я о тебе ничего.

– Но, конечно, мисс Эммет…

– Мисс Эммет должна была знать о тебе, когда была со мной. Вы не знали, мисс Эммет?

– Ничего, – отвечала мисс Эммет. – Появление твоего отца с ней в Крайстчерче было большим сюрпризом.

– В Новой Зеландии?

– Именно. Я жила со своей племянницей и ее мужем. Он работает, надо бы сказать, работал, с коллекцией Батлера, что б это ни было. Я видела фотографию этого Батлера – насмешливый с виду старик с бородой.

– И все-таки, – сказал я с горечью, которую признаю совершенно неискренней, ожидаемой позой, – он вообще никогда не хотел меня видеть после того, как моя мать, наша мать…

– Все это очень прискорбно, – сказала мисс Эммет, – и, по-моему, нам не надо говорить об этом. Пожалуй, пойду налью чашку чаю. Сигарету хочется, а я чувствую себя нечистой, если курю без чашки чаю. Все равно что есть вареное яйцо без хлеба и масла.

И вышла, держась очень прямо. Катерина сразу телевизор включила, словно без компаньонки робела со мной.

– Теперь можно рассказывать, – сказала она. – Мисс Эммет в психотерапию не верит. Наверно, по-моему, чересчур для нее современно. Наш отец… ох, звучит как-то насмешливо, да только как еще его называть? – может быть, против тебя настроился, а во мне просто души не чаял. Очень любил, а потом как-то полюбил слишком сильно. Уезжал надолго по делам, а потом говорит, так соскучился по своей девочке. Я перепугалась. А мисс Эммет узнала и кинулась на него с ножницами.

– Ох, нет.

Я смутно видел лысого диктора новостей. Сообщалось то же самое:

– …чем милостиво и, он сказал бы, чудесно неудавшимся покушением на жизнь демократически избранного главы свободного…

– Меня страх обуял, а потом я стала все время загадки разгадывать. Кроссворды, очень трудные, и всегда правильно. А потом сказали, будто я больна. Сказали, самый лучший доктор в Сан-Франциско… Кажется, ты потрясен, вид у тебя по-настоящему потрясенный. Извини, я забыла, что люди от этого потрясаются. Видишь, я больше не потрясаюсь.

Диктор новостей говорил:

– В причастности подозреваются несколько человек. Полиция задерживает подозреваемых. На дорогах вокруг столицы выставлены блокпосты. В период чрезвычайного положения выезд запрещен. Международный аэропорт Гренсийты закрыт для вылета самолетов до дальнейшего уведомления…

– Но это невозможно, – воскликнула Катерина. – Ох, какие они дураки со своей дурацкой политикой.

– Дураки? Кто? Почему?

Я не слушал новостей, я был потрясен, она верно заметила. Как же тогда я дословно цитирую прозвучавшие в новостях слова? Те же самые слова, или нечто подобное, говорились в новостях позже. Позже я новости слушал внимательно. Это все объясняет.

– Мисс Эммет! Слышите, что они делают, мисс Эммет?

– Слушай, – поспешно сказал я. – Тебе кто-нибудь что-нибудь сообщал об истинном характере отношений между нашими отцом и матерью?

– Ох, они были счастливы. Поэтому он и свихнулся совсем, когда она…

– Что за крик?

Вошла мисс Эммет, грызя рафинад: «Што жа хрррик?»

– Никого не будут выпускать. Из-за того самого дурацкого выстрела в дурацкого президента.

– Ах, – сказала мисс Эммет. – Видите, стало быть, они знали, когда посылали ту самую телеграмму. Знали, что будут проблемы. Американцы не дураки. У них шпионские организации. КУА, [77] ЦРУ, ЮСИА. [78]

– Да мы же приготовились, вещи собрали. Ох, какие дураки.

– Принеси поднос, Китти Ки. В каком-то смысле, разумеется, провидение. Провидение нам послало милого дорогого Майлса, и абсолютно правильно, чтоб мы пробыли вместе какое-то время. Неси чай, девочка. Я сандвичи сделала.

Она смотрела на меня с любовью. Первой ее реакцией при виде меня было изумление, прямо приведшее к возрождению гувернантских привычек. Оставшись одна на кухне, нарезая крутые яйца для сандвичей, грызя сахар, она была поражена мыслью, что я, Майлс, ее милый мальчик, снова с ней после стольких долгих лет.

– До чего ты худой, зайчик. Надо тебя откормить. У кого ты остановился сейчас, на каникулах? Бедный мальчик, без собственного дома. Дайте я выключу этот ужасный ящик.

– В дом мое поколение больше не верит. На каникулах я просто езжу повсюду, чтоб повидать Америку, иногда работаю. Так было раньше, по крайней мере. Теперь уж никаких каникул.

– Бедный, бедный парнишечка. Ну, надо нам вместе побыть здесь немножко. В супермаркете на Крейг-роуд прелестные меренги.

– Нет. Очень жаль. Завтра утром начну отрабатывать путь обратно во Флориду.