— Совершенно верно.

— Ну, и тогда вы можете спокойно бросить все прочее на Питера Холмса и уйти в отпуск. В котором часу вы ставите «Скорпиона» в док?

— Завтра в десять утра. Наверно, к середине дня с этим покончим.

— Так вот, к вечеру приезжайте хоть ненадолго к нам в Харкауэй. У нас холод жуткий. Ветер так и свищет вокруг дома. И почти все время льет дождь, без резиновых сапог никуда не выйдешь. Самая холодная на свете работа — по крайней мере для женщины — ходить за волом с бороной по выгону. Приезжайте и попробуйте. Через несколько дней вы будете прямо рваться от нас обратно в духотищу, в свою подлодку.

Дуайт рассмеялся:

— Право, вы нарисовали очень соблазнительную картинку.

— Сама знаю. Так вы завтра приедете?

Да, было бы облегчение — отдохнуть денек-другой, забыть обо всех заботах.

— Пожалуй, выберусь, — сказал Дуайт. — Мне надо еще уладить кое-какие мелочи, но, пожалуй, сумею выбраться.

Мойра условилась встретиться с ним назавтра в четыре часа в отеле «Австралия». И когда они встретились, озабоченно всмотрелась в его лицо; поздоровался он с ней весело и, похоже, рад ее видеть, но под его загаром пробивается нездоровая желтизна и мгновеньями, забывая следить за собой, он мрачнеет, чем-то угнетенный. Мойра нахмурилась.

— Вы паршиво выглядите. Нездоровится? — Она взяла его за руку. — И руки горячие. Да у вас жар!

Дуайт отнял руку.

— Я здоров. Что будете пить?

— Вы выпьете двойную порцию виски и проглотите солидную дозу хинина, — заявила Мойра. — Двойное виски уж во всяком случае. Хинин я достану, когда будем дома. Вам надо лечь в постель!

Дуайта немного отпустило, приятно, когда о тебе так хлопочут.

— А вам двойную порцию коньяка? — спросил он.

— Мне — маленькую, вам двойное виски, — был ответ. — Постыдились бы разгуливать в этаком виде. Наверно, распускаете вокруг тучи микробов. Вы хоть врачу показывались?

Дуайт заказал выпивку.

— В порту теперь нет врача. Действующих судов больше не осталось, кроме «Скорпиона», а он сейчас в ремонте. Последнего флотского лекаря куда-то перевели, пока мы были в рейсе.

— Но температура у вас повышена, да?

— Может быть, немножко. Пожалуй, начинается простуда.

— Похоже на то. Пейте виски, а я позвоню папе.

— Зачем?

— Пускай нас встретит с тележкой. Я говорила своим, что мы придем со станции пешком, но сейчас не позволю вам лезть в гору. Еще помрете у меня на руках, а я потом объясняйся со следователем. Как бы не осложнились дипломатические отношения.

— У кого с кем, детка?

— С Соединенными Штатами. Это не шутка — прикончить Главнокомандующего американским военным флотом.

— Подозреваю, что Соединенные Штаты — это я и есть, — устало сказал Дуайт. — Подумываю, не выйти ли в президенты.

— Вот и обдумайте, а я пока позвоню маме.

В телефонной будке Мойра сказала:

— По-моему, у него грипп, мамочка. Начать с того, что он ужасно устал. Как только приедем, надо уложить его в постель. Может, ты затопишь в его комнате камин и положишь в кровать грелку? И еще, мамочка, позвони доктору Флетчеру и попроси заглянуть сегодня же вечером. По-моему, это просто грипп, но все-таки он больше месяца пробыл в местах, где сильная радиация, и после этого не показывался врачу. Объясни доктору Флетчеру, кто он такой, Дуайт. Знаешь, теперь он очень важная персона.

— Каким поездом вы приедете, милочка?

Мойра глянула на ручные часы.

— Поспеем на четыре сорок. Мамочка, в нашей тележке можно будет окоченеть. Попроси папу захватить парочку пледов.

И она вернулась в бар.

— Допивайте и пойдем, — скомандовала она Дуайту. — Нам надо поспеть на поезд четыре сорок.

Он покорно пошел за нею. А часа через два был уже в спальне, где пылали дрова в камине, и, дрожа от начинающейся лихорадки, забрался в теплую постель. Он лег, безмерно благодарный, и дрожь унялась, и так отрадно было расслабиться и лежать, глядя в потолок, и слушать, как барабанит по крыше дождь. Вскоре гостеприимный хозяин принес ему горячего виски с лимоном и спросил, чего бы он хотел поесть, но есть Дуайт не захотел.

Около восьми снаружи, сквозь шум дождя, послышался топот лошадиных копыт и голоса. Вскоре вошел доктор; мокрый плащ он скинул, но брюки и сапоги для верховой езды потемнели от дождя, и когда он остановился у камина, от них пошел пар. Это был человек лет сорока, бодряк и мастер своего дела.

— Право, доктор, мне очень совестно, что вас заставили приехать по такой погоде, — сказал пациент. — Не такая у меня хворь, чтобы не прошла, если полежать денек-другой в постели.

Врач улыбнулся.

— Приехать не трудно, и я очень рад с вами познакомиться. — Он взял руку американца, нащупал пульс. — Как я понимаю, вы побывали в местах, зараженных радиацией.

— Ну да. Но мы не выходили наружу.

— Все время оставались внутри, в подводной лодке?

— Все время. С нами ходил в рейс один малый, физик из научного центра, он каждый день обнюхивал каждого гейгеровским счетчиком.

— Была у вас рвота или понос?

— Ничего похожего. И ни у кого на борту ничего такого не было.