Значит, покойник был не из тех, чью смерть заметили бы в остальных посольствах.

Карлебах вдруг хрипло охнул, осознав, кто именно мог здесь умереть.

— Они проходят через смерть, — с ужасом прошептал он. — Они и в самом деле ближе к вампирам, чем мы до сих пор считали. Как вы думаете, граф поймет, если мы скажем, что нам необходимо осмотреть тело? Надо как можно скорее отрубить ему голову и вонзить кол в сердце…

Эшер жестом попросил его помолчать. Вдвоем они пробрались сквозь толпу к военному атташе его императорского величества. Когда тот с поклоном повернулся к ним, Эшер спросил:

— Это был Ито-сан, сэр?

— Да, — в спокойных кофейно-черных глазах полковника читалась бесконечная печаль. — Его тело было более не в состоянии выносить физические страдания, причиняемые болезнью. Смерть наступила незадолго до захода солнца.

— Примите мои глубочайшие соболезнования. Если бы не он, мы бы погибли, и мне остается лишь скорбеть о том, что ему пришлось заплатить за наше спасение собственной жизнью.

— Он был самураем, — ответил Мицуками. — Таков был его долг.

— Прошу прощения, граф, — торопливо вмешался Карлебах, — но нам нужно… жизненно необходимо… увидеть тело. По меньшей мере, надо отрубить ему голову, иначе…

Мицуками повернулся к нему, скрестив руки на груди:

— Согласно обычаю, когда человек совершает сеппуку, доверенный друг отрубает ему голову. Не стоит беспокоиться на этот счет. Завтра тело Ито предадут огню, а прах перешлют его семье в Огати.

Карлебах нахмурился (Эшер уже приготовился услышать его громовой голос, вопрошающий, как же им теперь выследить проникших в город яогуай), но полковник спокойно продолжил:

— В посольстве знали о его болезни, поэтому я дал понять, что именно она стала причиной смерти. Ито умер с достоинством, как и подобает самураю. Он не утратил ни чести, ни мужества.

Эшер по-чешски обратился к разозлившемуся старому профессору.

— А вы бы как поступили, сэр?

«Исидро в чем-то был прав, когда говорил о ван хельсингах», — подумалось ему.

Они вернулись в гостиницу по затянутым сумерками улицам.

— Семья Ито служила дому Мицуками три века подряд, — объяснил Эшер, плотнее запахивая длинное коричневое пальто. Из ворот французского посольства, несколько нелепых в своей массивности, падал свет, в котором белыми облачками плыл вырывавшийся при дыхании пар. — Разумеется, сам граф помог ему.

Не сбавляя шага, он сделал вид, будто его внимание привлекли зазывные крики старухи, продававшей клетки для сверчков, и посмотрел на противоположную сторону Посольской улицы. Необычный мазок цвета, манера двигаться, полузнакомое лицо? Он не увидел, что именно, но что-то пробудило ту часть его души, которая позволила ему уцелеть в Берлине, Белграде и Стамбуле…

И теперь все его существо, все инстинкты требовали, чтобы он бросился бежать, и как можно быстрее. Потому что кто-то шел по его следу.

Проклятие!

Конечно же, за их спинами не было ничего такого, что наводило бы на мысль об опасности. Слишком много теней, льющийся из современных зданий электрический свет, в котором тонуло мягкое сияние бумажных фонарей; мимо протарахтел возок рикши, за ним еще один, прошла группка спешащих домой китайцев — скорее всего, слуг, но кто их знает? — и трое американских солдат, которые, взявшись за руки, распевали «Марш по Джорджии».

Кто-то у них за спиной перебежал улицу и затаился в портике китайского почтамта или за воротами немецкого посольства? Показалось, что узнал прохожего? Или одного из немецких солдат на другой стороне улицы? Кто-то, пройдя мимо них с Карлебахом, затем развернулся и сейчас идет им навстречу? Ответов не было, а осматриваться сейчас в поисках преследователей значило бы только ухудшить ситуацию. Одну ошибку они уже совершили. Если не поостерегутся, то рано или поздно допустят еще одну.

Если, конечно, не разберутся с ним еще этим вечером.

Эшер даже не знал, кто такие эти «они». За границей такое случалось.

Мысленно он прикинул пути отступления. Вампир не позволил бы заметить себя, разве что это был неоперившийся птенец или же кто-то, кто голодал достаточно долгое время и утратил силу. Если преследователи были немцами или австрийцами (хотя до сих пор он не встретил здесь никого из тех, кого знал как сотрудников немецкой контрразведки), за ним могли наблюдать только для того, чтобы собрать информацию. Он уже неделю жил в Посольском квартале, и все, кому он мог понадобиться, знали…

Надо сказать Карлебаху, чтобы он помог Лидии…

Интересно, дедуля У по-прежнему живет в переулке Чжулун?

Гостиничные окна, угольные желоба, кладовки… Кухонная дверь открывалась в проулок, по которому можно было выйти на рю Мэйдзи примерно в сотне ярдов от водяных ворот, отделявших квартал от Внешнего города.

По невысоким ступеням гостиницы Эшер поднялся с чувством облегчения. Едва они миновали французское посольство, как Карлебах пустился в рассуждения о следующей поездке в горы Сишань, но Эшер почти не слышал его.