Второй фактор – русское западничество. Исторически этот фактор складывался как субъективный. Однако западничество в России начинает свою историю еще до начала фазы этнического надлома, становится данностью, постоянным фактором русской жизни в акматической фазе этногенеза на рубеже XVII – XVIII столетий, поэтому сейчас этот фактор надо рассматривать как объективный.

Третий фактор – наличие в русской культуре XIX – XX вв. антисистемы. Антисистемы не имеют иных, кроме деструктивных, проявлений. Они приходят и уходят, пересекают не только национальные и государственные границы, но и границы великих культур. Следовательно, они проходят через историю народов в разных фазах этногенеза и по-разному воздействуют на тот или иной этнос. Антисистемы может не быть, она может «сгореть», границы ее бытования в истории не совпадают с этническими фазами, не совпадают они и со временем жизни великих культур.

Таким образом, антисистема – фактор субъективный, но от этого не менее реальный в конкретном воздействии на историю народа, культуры, страны.

Начнем с него, так как оно сложилось более чем за столетие до вступления русских в фазу надлома, и прежде всего оговоримся, что мы называем западничеством. В строго научном смысле западничество без кавычек – течение философской и общественной мысли середины XIX в. (период споров западников и славянофилов). Оно весьма непродолжительно по времени жизни и по воздействию на общество, охватывает всего лишь два поколения мыслителей и политических деятелей.

Однако западничество (как, кстати, и славянофильство) еще с конца прошлого века трактуется публицистами весьма расширительно. Иногда это происходит в полемическом задоре, иногда по злой воле, ради искажения исторических воззрений оппонента, часто по безграмотности.

Мы не склонны ни в коем случае подразумевать под западничеством стремление к социально-экономической или политической модернизации России и отдельных сторон ее жизни. При ближайшем рассмотрении такая модернизация может вовсе и не быть западнической, а, наоборот, представлять собой нечто традиционалистское, что не всегда заметно. Западничество не есть заимствование отдельных черт, форм, проявлений, даже имеющих четкое адресное происхождение, привязанных конкретно к национальной традиции одной из стран европейского Запада. Такое заимствование следует рассматривать в парадигме культурных влияний. На протяжении всей мировой истории подобные влияния оказывали друг на друга самые различные страны и, кстати, великие культуры тоже.

Под западничеством мы подразумеваем стремление представителя этой тенденции перейти целиком в своих вкусах, воззрениях, системе мышления (в том числе социально-политического) в другой великий культурный ареал, перейти из восточнохристианской культуры (к которой принадлежат, в частности, русские и большинство этносов России) в западнохристианскую, в культуру Запада. Западничеством мы также будем считать стремление переместить Россию из ее суперэтнического ареала в другой – западный.

Исходя из вышесказанного, мощное влияние культуры итальянского Возрождения на русскую культуру в конце XV в. в царствование Ивана III или в конце XVI в. в годуновскую эпоху не может считаться западничеством. Более того, в русском обществе и культуре до эпохи Петра I никакого западничества, как постоянного фактора, нет. К сожалению, очень часто (это – традиция еще прошлого столетия) западниками числят исторических деятелей-реформаторов, хотя они оставались людьми своей культуры.

В России для появления западничества сложились две предпосылки еще в допетровскую эпоху.

Первая – в конце XV в. Россия должна была создать свою высшую школу, но она этого не сделала, что, несомненно, было нашей национальной ошибкой.

Университет – явление довольно позднее. Старейшие университеты Запада начинают свою историю в начале XIII в. Византийская традиция знает университеты с V в., мусульманская (на дальней окраине мусульманского мира – в мавританской Кордове) – с VIII в.

До возникновения регулярных высших школ – университетов высшая школа чаще всего существовала в виде крупных епископских школ. Иногда их считают прямыми предшественниками университетов тех времен. Можно условно назвать такие нерегулярные высшие школы протоуниверситетами.

От университета их отличает нестабильный характер (живет в каком-то городе или аббатстве видный профессор, собираются вокруг него ученики и последователи – есть школа, а умер или уехал – нет школы). Именно подобный нестабильный характер задолго до возникновения университетов вызвал появление на Западе обширной категории вагантов – странствующих студентов.

Протоуниверситеты знала в своей истории и Россия. Первая высшая школа нерегулярного типа была открыта в Киеве при соборной церкви еще крестителем Руси святым Владимиром. О высшем характере этой школы свидетельствует появление в следующем поколении уже целого ряда эллинистически образованных интеллектуалов. Даже в самые мрачные годы раздробленности, иноземного порабощения протоуниверситеты сохранялись. Так, в XIV в. эту роль выполнял Ростовский монастырь «Григорьевский затвор», который, например, дал совершенное эллинистическое образование одному из блестящих филологов Высокого Средневековья – Стефану Пермскому. Но монастырь не может заменить собою университета даже не потому, что монах не годится в качестве профессора (история знает тысячи и тысячи знаменитых профессоров, бывших монахами), а потому, что университет – совершенно особая среда, полностью подчиненная науке, задачам образования.

До конца XV в. университет в России ни в коем случае не мог появиться, ибо его просто некому было основать. Все крупнейшие университеты Запада основывались могущественными государями. До создания единой России Иваном III не было и спроса на большое количество высокообразованных людей. Однако, когда этот спрос возник, обучение в России осталось монастырским. Переоценить последствия этой трагической ошибки трудно.

В конце XV в. академическая наука в Восточной Европе была в таком же зачаточном состоянии, как и на Западе. Ни о каком приоритете речь идти не могла. Но, возжелав основать университет, русские власти могли бы заполучить сколько угодно высокообразованных греческих профессоров, которых тогда сманивают в огромном количестве в Италию. И первый университет (пусть даже с иноземной профессурой) был бы, тем не менее, высшей школой нашей региональной культуры. Возникла бы высшая школа своего суперэтноса, высшая восточно-христианская школа. Но момент был упущен, греки уехали просвещать латинский Запад.