– Дуй к ротному на разбор полета, с машиной потом.

Они вошли в Крепость и направились к расположению своей роты мимо кубрика хозвзвода, бани и продсклада, возле которого зеленело алычовое дерево. Витьке было весело, разбор полета его не страшил.

– Ну, товарищ младший сержант, докладывай, – сухо приказал ротный, когда Виктор доложил о прибытии.

– Товарищ капитан, 112-я свалилась с обрыва. Экипаж не пострадал, машина тоже на ходу. Требуется осмотреть и проверить ходовую, приборы и вооружение… Также нужно пополнить боекомплект.

– Как же это вы? Почему машина сошла? Почему ты не спрыгнул, когда она назад покатилась? – Витька убедился, что ротный знает все до мелких подробностей.

– Не знаю, товарищ капитан, вел машину Синицкий, я на башне сидел. – Витька сделал некий жест, как бы развел руками.

– Так какого… Почему не спрыгнул? – в сердцах выругался ротный.

– Замешкался, товарищ капитан. Сперва думал, остановимся, а потом было поздно, с обрыва бы свалился, костей не собрать.

– Ладно. Спасибо, хоть удержался на башне, под машину не попал. Как дети, ей-богу! Как вас только мамки сюда отпустили?

У Витьки отвисла челюсть. Такого он не ожидал услышать от ротного.

– Теперь навоевался на машине, больше проситься не будешь? Лучше в наряде стоять? – нарочито вежливо поинтересовался капитан.

– Так точно, товарищ капитан, буду проситься! Разрешите только с Синицким больше не ездить! – включая дурака, радостно ответил Витька, специально растянув рот в глупой улыбке.

– Ну ты посмотри, какие наглецы! – буркнул капитан.

Это была его любимая присказка, и каждый боец в роте, услышав ее, понимал, что командир сменил гнев на милость.

– Ладно, посмотрим. Синицкий больше на машине ходить не будет. Мерзавец! Чуть не угробил меня! До дембеля в нарядах гнить будет, до моего, во всяком случае! – снова помрачнел ротный.

Он прошелся по канцелярии, снова остановился напротив Виктора, глянул в упор. Тот благоразумно промолчал.

– А расскажи-ка мне лучше, что это ты там со стрельбой выдумал. Техник роты доложил, что ты на башню все время вылезал. Зачем? Хотел под пулями себя проверить?

– Угла наклона пушки не хватало, чтобы достать до вершины. То есть поднять-то ее на нужный угол можно, но тогда в панораму одно небо видно было, целиться некуда. Вот я и вылезал, чтобы видеть трассер и разрыв снаряда. Потом корректировал.

– Гм… Сам придумал или слышал от кого? – подозрительно посмотрев Витьке в глаза, спросил ротный.

– Догадался по ходу дела, – ответил Виктор, выдерживая взгляд капитана.

– А нельзя было догадаться машину на камень поставить, морду вверх задрать и стрелять спокойно?

– Никак нет, товарищ капитан. Дорога узкая, и камней рядом не было. И потом, – Витька замялся, – слишком долго пришлось бы водителю объяснять.

– Ладно, можешь идти, – кивнул ротный.

– Есть. – Витька повернулся, чтобы уйти.

– Да, Авилкин, ты точно не пострадал, не отбил себе ничего? Может, в медпункт сходишь? Смотрю, прихрамываешь. – Тон у ротного стал совсем другим, неофициальным.

– Нет, товарищ капитан. Это – ерунда. Не нужно мне в медпункт, – бодро ответил Витька.

– Ну, хорошо, свободен. – Взмахом руки ротный отпустил сержанта.

Витька пошел к дверям канцелярии. Но не успел он взяться за ремень петли, заменявшей дверную ручку, как услышал за спиной голос ротного:

– Товарищ младший сержант…

Витька остановился. Сказано было таким тоном, что Виктор решил сделать поворот кругом по форме, как положено в Советской Армии.

– А вообще-то, молодец. Благодарю за службу! – произнес ротный.

Сердце Витьки скакнуло в груди, кровь прилила к лицу.

– Служу Советскому Союзу! – негромко, но четко произнес он, вытягиваясь по стойке «смирно» напротив капитана.

– Иди, младший сержант. Даштук теперь твой, – добавил командир.

Витька вылетел из канцелярии, как на крыльях.

Черт! Даштук мой! Вот это да! А ротный-то! Как он: «Благодарю за службу!» Прямо как в кино! И откуда он узнал? Догадался?

Он не понимал, как ротный мог догадаться, что все эти месяцы Витька мечтает именно об этом. Все время ему хотелось сделать что-то этакое, чтобы заслужить такие слова. Сколько фильмов о войне посмотрел Витька в детстве, и сколько раз в них звучала эта фраза. Сколько раз он пытался представить себе чувство солдат, когда им говорили эти слова. И мог ли представить, что сам услышит их, да не после какой-нибудь удачно выполненной работы вроде хорошо написанного плаката в учебке, а после настоящей, не киношной стрельбы. Вот бы дед сейчас его видел! Дед воевал в Отечественную, и Витька с детства привык гордиться им, хотя никогда ни с кем об этом не говорил.