– Что он хочет? – спросил я, наклоняясь к Игорю.

– Возмущается, что я его бросил и не охраняю.

– Как бросил, его в этом потоке искать все равно что иголку в стоге сена. Он где-то впереди «Градов» и «Ураганов», а мы сзади, попробуй их обгони, если эти «монстры» всю дорогу занимают.

– Подорожник вперед рванул, а я его ждал, не двигался, думал, он где-то рядом стоит.

– А зачем ему охрана? Там с ним две БМП связистов, да и он же не один как перст, а рядом идет целая армия, – удивился я.

– Вот придрался, и все тут. Он давно меня невзлюбил. Помнишь, еще на стрельбище я его перестрелял на двенадцать очков, а он себя первым снайпером считает в полку, – ответил старший лейтенант.

– Это когда на усы стреляли?

– Ну да.

– Помню, с тех пор уже я месяц усы не имею право носить. Комбату надоели жидкие и жалкие усики отдельных командиров.

Мои также попали в этот список. Василий Иванович объявил, что только тот, кто отстреляет из АК-74, как он или лучше, может красоваться с этим предметом мужской гордости.

Я и Афоня набрали на двенадцать очков меньше, Ветишин бил еще хуже, Острогину, как безусому, было наплевать, но он показал одинаковый результат с Иванычем. Грымов на два очка меньше, а Арамов и Пыж – на одно. Мелещенко, Луковкин выбили меньше пятидесяти… В итоге с усами остались Марасканов, Чичин и не стрелявший заменщик Айзенберг. Сбрили свои густые усы даже Артюхин и начштаба Шонин, на радость комбату.

– Откуда «комсомол» так хорошо стреляет? – поинтересовался тогда у Игоря майор Подорожник.

– Разрядник по полевой стрельбе в упражнении «бегущий кабан», – ответил Игорь.

– Ну! То есть если запустить в поле Соловья или Берендея, результат будет еще выше? Все пули попадут в цель? – хмыкнул комбат.

– Так точно! В нашем училище огневая подготовка была на высоком уровне. Правда, Семен Николаевич? – обратился Марасканов за поддержкой к Лонгинову.

– Ты прав, Игорь, самое лучшее училище по стрельбе среди общевойсковых.

– Но-но, ленинградцы, не забывайтесь! Вы говорите с выпускником Ташкентского училища, можем поспорить, правда, Арамов?

– Так точно! – ответил Бохадыр, преданно глядя в глаза шефу.

– Вот так-то, наше училище выпускает только орлов! Даже не пытайтесь убедить меня в превосходстве вашей болотной столицы над нами, нарветесь на неприятность, товарищ Марасканов.

С той поры Подорожник и заимел большой зуб на Игорешу, от зависти, наверное.

– Ну что вы ругаетесь? Что ему надо? Никак не успокоится! – возмутился я непрекращающейся перепалке.

– Ник, комбат пытается определить наше местонахождение, где и за кем идем. Говорю, впереди – два наливняка, бензовоз, сзади – два «кунга». Черт его знает, чья это техника.

– Орешь, совсем не даешь уснуть. Пойду-ка я в десант кемарить, может, удастся задремать.

– Не боишься подрыва? – задумчиво посмотрел на меня Игорь.

– Ну какой подрыв, если впереди ползут, как стадо слонов, и «Ураганы», и танки, и тягачи. Все будет нормально.

– А выстрел из гранатомета в борт?

– Нет, мне нагадали долгую жизнь. Не будет никакого выстрела. Радуйся, Игорь, что едешь со мной. Это значит, я помощник твоего ангела-хранителя. Довезу до самого Союза.

– Ох, сумасшедший! Псих! Если что-то случится, я за тебя отвечай потом, – возмутился Марасканов.

– Чего? Это ты за меня несешь ответственность? Я работаю на боевых за замполита батальона! Следовательно, за меня отвечает майор Подорожник. Так-то вот.

– Если Подорожник, то иди спи. Одна радость будет: от твоего ранения вздуют комбата, а не меня.

– Вот-вот. Сиди, жди и желай подрыва. В полночь можем поменяться местами, – предложил я.

– Пошел ты к черту. Не хочешь жить – рискуй.

С трудом заснул я в душной «жестяной коробке», а часа через три проснулся от раздавшегося недалеко взрыва. БМП притормозила, я попытался открыть десант изнутри, но ручка не поддавалась. Вот черт! Действительно стальная ловушка. Сверху – ящики и бойцы, верхний люк не открыть, а тут у заднего защелку заклинило. Я покричал, просунул руку сквозь щель между башней и десантным отделением и толкнул наводчика-оператора.

– Я вас слушаю, – откликнулся Савченко.

– Открой дверь, заклинило ручку, изнутри не получается.

– Да-да, сейчас, как только остановимся.

Мы все не останавливались, и я вновь задремал, да и Савченко, видимо, заснул.

Утреннее солнце внезапно брызнуло внутрь машины. Кошмарное неприятное пробуждение. Снилось что-то нехорошее, голова шумела, и меня качало так, что трудно было стоять на ногах.

– Черт побери! Оператор! Ты где? Почему раньше не открыл люк? – рявкнул я, покачиваясь на ватных ногах.