Шрифт:
Марк давно уже ощутил на себе, что рабство – это невыносимая ноша, и те, кто живет в рабстве, постоянно пребывают в беспросветном отчаянии, словно в темной бездонной яме. И эта мысль наполняла его невыразимым ужасом. Марк внезапно понял, какая сила подтолкнула Спартака восстать против рабства, несмотря на чудовищный риск и огромные трудности, что стояли перед ним. «И какой же невероятной храбростью он должен был обладать!» – подумал Марк. Спартак ведь восстал не просто против рабства, не просто против Рима, но и против самого смысла постоянного подчинения. Он полностью осознал, какой ужас таит в себе вся эта система. И это знание подтолкнуло Спартака к войне с Римом, и он сражался до последнего вздоха. Марк с благоговением думал о человеке, давшем ему жизнь. Он лишь теперь начал понимать всю глубину преданности его последователей – людей вроде Брикса и Мандрака, которые поддерживали огонь бунта и питали ту же надежду, какую все рабы втайне хранили, словно некое сокровище.
И теперь, воссоединившись с матерью, Марк начинал видеть новое будущее. Он уже не мог вернуться к прежней, утраченной жизни. Эта дорога была закрыта. Он перерос ее и должен был нести ту же ношу, что и его отец до него. Это была борьба против чудовищной несправедливости, в которой ему придется принять участие. И альтернативы этой борьбе не было, потому что иначе оставалось лишь позорно склониться перед величайшим из зол, известных человечеству. Наконец-то Марк понял сердце своего отца, наконец-то он впервые смутно увидел его черты мысленным взором. Измученное заботами, напряженное лицо, решимость в стальном взгляде и едва заметная улыбка одобрения… как будто он знал, что умер не напрасно. Что то великое дело, которому он отдал свою жизнь, продолжает жить в его сыне.
Марк поднял голову и твердо посмотрел в вопрошающие глаза матери.
– Этот день может прийти, мама. Но только тогда, когда созреет момент. И только если я решу продолжить дело отца. Ты сказала, что мы не должны позволить прошлому управлять нами. Что ж, я тоже так думаю. Я свободен. Я никому не принадлежу, и я не раб мечты другого человека.
Ливия хотела было возразить, но промолчала. Наконец она покачала головой и опустила глаза.
– Ты прав. Твой отец гордился бы тобой, как горжусь я.
От ее слов на сердце у Марка потеплело.
– А твои друзья это знают?
– Луп знает. Он в свое время узнал все от Брикса.
– А этот мужчина, Фест?
– Я побоялся ему рассказать.
– Почему же?
– Я познакомился с ним, когда меня купил хозяин школы гладиаторов. В то время Фест был главой телохранителей Юлия Цезаря.
Глаза Ливии от изумления широко распахнулись.
– Цезарь? Но… но тогда нам грозит ужасная опасность! Мы должны бежать отсюда, Марк! Прежде чем он вернется из города!
– Нет. Фест – мой друг. Не думаю, что мы должны его бояться.
Цербер внезапно пошевелился, насторожил уши, из его горла вырвался низкий негромкий рык. На тропинке, ведущей к пещере, треснула сухая веточка, и Марк бесшумно взял меч, жестом велев матери отойти в глубину пещеры и забрать с собой пса. Ливия просунула пальцы под ошейник Цербера и тихо отступила в тень, поближе к все еще дремавшему Лупу. Марк передвинулся за камень сбоку от входа в пещеру и пригнулся. Его слух напрягся, ловя новые звуки, – и через мгновение он услышал хруст камешков под чьими-то ногами. Хруст становился все громче, а потом затих.
– Марк?
Узнав голос Феста, Марк вздохнул с облегчением, убрал меч в ножны и лишь после этого вышел на тропу. Телохранитель Цезаря стоял неподалеку, глядя на Марка со странным выражением. На его плече висела на ремне сетчатая сумка. Фест осторожно опустил ее на землю. В сумке лежали хлеб, сыр и фрукты. В другой руке Фест держал небольшую деревянную дощечку, на которой было что-то написано.
– Думаю, ты должен это увидеть, Марк.
Он протянул Марку дощечку.
На ней было написано:
«Разыскиваются за УБИЙСТВО Прокруста, гражданина Левктр.
Власти ищут некоего МАРКА, мальчика примерно 13 лет, который путешествует с ДВУМЯ другими: мальчиком, который откликается на имя ЛУП, и мужчиной по имени ФЕСТ. У Марка каштановые волосы, карие глаза, он среднего роста для своих лет, но более крепкий. На плече у него примечательный шрам: нечто вроде клейма с изображением меча, пронзающего волчью голову.
За их поимку наместник Сервилий заплатит 10 000 денариев».
Марк поднял голову и посмотрел на Феста, на лице которого застыло ледяное выражение.
– Я нашел это на рыночной площади, – заговорил Фест. – И такие же висят во всех публичных местах Тегеи. Не будешь ли ты так добр объяснить мне, почему наместник Сервилий готов отдать целое состояние за то, чтобы ты очутился в его руках?
– Я… я… понятия не имею.
– Не лги мне, Марк! Лучше расскажи, что вообще происходит? Лучше скажи, что означает эта метка на твоем плече. Я видел, как смотрел на нее тот чиновник там, на арене. Он узнал клеймо. Он знал, что оно означает нечто важное. Так что лучше расскажи мне все. Прямо сейчас. Я хочу услышать правду, всю правду целиком, и именно от тебя, Марк.