Шрифт:
Приближался переломный момент. А на таких крутых поворотах побеждает тот, у кого в руках карательный аппарат.
Поэтому и шли повальные аресты и снятие с должностей неугодных Берии людей.
Данилов и Никитин, того не ведая, случайно попали в молотилку. Они не знали сейчас и не узнают никогда, что их понижение по службе – огромное счастье.
Они не знали, а Свиридов знал. И после звонка Гоглидзе твердо решил никогда больше не упоминать фамилию Данилова при высоком руководстве.
– Ну что ж, – Свиридов открыл сейф, – вот справка по новой банде. Передашь ее Данилову. Скажи, что я надеюсь – вдруг у вас вылезет какой-то кончик. Черт его знает, контингент у вас особенный. Усильте агентурную работу, вдруг всплывет что-нибудь.
– Серьезная банда? – поинтересовался Никитин.
– Да уж куда серьезнее. Москва так и гудит. Взяли три магазина в Химках.
– Крови-то много?
– Одно убийство. Так что, Никитин, твой начальник большого ума человек, он в своем рапорте высказал предположение, что Банин, возможно, и этих орлов снабдил пистолетами.
– Ну если так, товарищ полковник, мы из него это выбьем.
– Все дело в том, что он мог продать оружие подельнику. У нас пока ни пистолетов, ни пуль, ни гильз нет.
Внезапно порыв ветра распахнул окно, влетела в комнату тяжелая занавеска.
На Москву обрушился дождь.
МОСКВА. ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ
Начальник Ховринского отделения милиции попал в больницу с острым приступом аппендицита, его зам уже два месяца лежал с крупозным воспалением легких, поэтому на плечи капитана Кочкина легли заботы сразу двух его начальников.
Но несмотря на то что он был и начальником, и замом, его никто не освобождал от обязанностей опера, то есть его земля оставалась его землей.
И вот сегодня, отдав распоряжение оперсоставу об усиленном контроле за объектами торговли на территории, он сам отправился претворять собственные указания в жизнь.
Сильный дождь, начавшийся после обеда, сменился мелкой противной моросью.
Кочкин шел по улице, залитой водой, матеря собачью службу и своих не вовремя заболевших начальников.
У магазина скобяных изделий его поджидал участковый Киселев.
– Здорово, Коля. – Участковый был в форменном сером дождевике.
– Привет, – Кочкин пожал руку, – ты, я смотрю, утеплился.
– А ты как думал? – зло ответил участковый. – У меня гимнастерка от воды линяет. Выдали какое-то дерьмо крашеное.
– Поезжай на склад – обменяй.
– Как же, они тебе обменяют. Жди.
– А ты ездил?
– А то нет. Совсем зажрались вещевики наши.
– Поставил бы бутылку.
– При моем жалованье на всех бутылок не напасешься.
– И то верно.
Они зашли в продовольственный магазин, в магазин «Книги», опросили продавцов, еще раз пересказали приметы преступников.
В овощном директриса Аня, боевая хорошенькая бабенка, к которой Кочкин был давно неравнодушен, угостила их виноградным соком и пригласила на обратном пути распить бутылочку.
Предложение было принято с радостью.
К промтоварному они подошли, когда начало смеркаться. В торговом зале к Кочкину подбежала замдиректора Анна Филипповна:
– Николай Павлович, только что трое подозрительных заходили.
– Когда?
– Да минут десять назад.
– Куда пошли?
– Да вон они под фонарем стоят.
Кочкин поглядел в окно и увидел троих хорошо одетых парней.
– Пошли, – скомандовал он участковому.
Кочкин и Киселев вышли из магазина. Под фонарем стояли трое крепких ребят в хороших костюмах, у одного в руке был небольшой чемодан.
– Документы, – скомандовал, подходя, Кочкин.
– А ты кто? – лениво, врастяжку спросил совсем молодой парень с чемоданом.
– Я из уголовного розыска.
– Ну раз так… – Один из парней, высокий, худой, с каким-то болезненно отечным лицом, сунул руку во внутренний карман пиджака.
И Кочкин узнал их. В эти несколько секунд, которые еще жил, он мысленно сопоставил приметы похищенного и светлый габардин высокого.
Кочкин сунул руку под пиджак и нащупал кобуру пистолета…
Боли он не почувствовал, просто нестерпимо ярко вспыхнул уличный фонарь и погас.
Участковый Киселев услышал выстрел и увидел, как падает Кочкин. Он попытался задрать плащ, чтобы добраться до пистолета, но пуля ударила по руке, он упал и начал отползать, пытаясь спрятаться за сваленные у тротуара доски.