Шрифт:
Советский исследователь А. В. Ефимов обнаружил в рукописном отделе Библиотеки АН СССР две копии (в латинской и французской редакциях) карты якутского казачьего головы Афанасия Шестакова, которые датируются примерно 1676 г. Предполагается, что в их составлении принимал участие С. У. Ремезов. Иван Львов был в 1710–1714 гг. одним из приказчиков Анадырского острога.
Его карта замечательна тем, что является одной из первых по времени карт Америки, составленных с русской стороны. В 1736 г. он передал свою карту в Якутске Г. Ф. Миллеру. Она послужила главным источником «Ландкарты Сибирской провинции…» геодезиста М. Зиновьева, а также карты Иоганна Баптиста Гомана 1725 г., помещенной в его атласе, изданном в 1759 г. в Нюрнберге (Homan P. Atlas geographieus universalis. Norimbergae, 1759, v. 1).
Данные карты И. Львова попали к Гоману через Я. В. Брюса, который в 1725 г. по распоряжению Петра I переслал ему карту, составленную в 1724 г. И. К. Кириловым по этим материалам. Карта Ивана Львова найдена А. В. Ефимовым в Центральном Государственном архиве древних актов (Иркутская губерния, № 26, «Карта, изображающая Анадырский острог и Анадырское море») и впервые опубликована в кн.: Ефимов А. В. Из истории русских экспедиций на Тихом океане. — М., 1948.
Пленный шведский офицер Страленберг прожил 13 лет в Тобольске и собирал там сведения отовсюду. Часть данных на его карте принадлежит не ему, но ученому-натуралисту Мессершмидту, посланному в 1717 г. в Сибирь Петром Великим.
Сохранились известия, что при Петре и местной властью собирались сведения о северо-восточных странах Сибири и местах, лежащих за Сибирью. Так, в 1710 г. взята сказка [зпаись] о поездках Т. Стадухина на восток от Колымска; она сохранялась в делах Якутской воеводской канцелярии и впервые опубликована в 1742 г.
В 1718 г. собирал сведения в Анадыре от чукчей отправленный туда губернатором князем Гагариным подьячий (в капитанском ранге) П. Татаринов. Татаринов указывал на нахождение против Чукотского мыса большого острова, земли с большими реками, лесами, густонаселенной, богатой соболями. Наряду с этим Татаринов сообщает и о нахождении там хвостатых людей и людей с птичьими ногами…
И все же донесением Татаринова, как увидим, пользовался Беринг, как пользовался он и его спутники и всеми другими показаниями, собранными в Сибири. На основании их Беринг в 1725 г. писал из Енисейска в Адмиралтейств-коллегию: «Великим коштом крепко станет экспедиция: Сафонов и Шестаков ведают, каков тракт; а ежели б определено было идти с устья Колымы до Анадыря, где всемерно пройти возможность надеюсь, о чем новые азийские карты свидетельствуют и жители сказывают, что преж сего сим путем хаживали, то могло бы быть исполнено желаемое с меньшим коштом…» По-видимому, его предложение не встретило сочувствия в Петербурге.
Таким образом, несомненно, поездка Дежнёва или аналогичные ей поездки других на местах не были забыты. Предание о них было живо в это время в Сибири и сыграло свою большую — психологическую — роль в путешествии Беринга.
Но имя Дежнёва здесь нигде не названо. Его впервые открыл академик Миллер, бывший в Сибири в связи со второй экспедицией Беринга. В 1736 г. им была найдена часть донесений Дежнёва в Якутском архиве и опубликована — сперва в 1742 г. и более подробно только в 1758 г. в изданиях Петербургской академии наук, через 104 года после путешествия Дежнёва. Значение этого путешествия долго не признавалось современниками Миллера.
Гмелин, говоря о его поездке, не называет в 1752 г. даже имени Дежнёва и пишет о поездке так: «"Es sind sogs Spuren vorhanden, dass ein Keri mit einem Schifflein, das nicht vis grosser als ein, Schifferkahn gewesen, von Kolyma der Tschuketschoi nc vorbei und bis nach Kaintschatka gekommen ist» [4] .
Значение путешествия Дежнёва в XVIII в. правильно оценили только Миллер и Ломоносов. Кун, выдвинувший работы Беринга, совершенно не упоминал о Дежнёве. Его офицеры сомневались в существовании этого казака и его поездки. И в XIX в. значение плавания Дежнёва долго не признавалось, и лишь в 1890 г., через 252 года после этой поездки, были напечатаны Оглоблиным документы, несомненно подтверждающие поездку Дежнёва.
4
«Даже имеются следы, что какой-то человек на суденышке, которое было немногим больше, чем рыбачье, проехал от Колымы мимо Чукотского носа до Камчатки». (Примеч. ред.).
Семен Иванович Дежнёв, по-видимому, родом из Великого Устюга [5] , является одним из тех энергичных, предприимчивых людей, которые — с небольшими средствами и в исключительно суровой обстановке — захватили и связали с Московским царством Сибирь. Вся его жизнь полна лишений, борьбы с природой и инородцами. Он был одновременно служилый человек и промышленник — занимался торговлей.
Прежде чем он попал в Нижнеколымск, он служил в Тобольске, Енисейске, Якутске. Уже в 1639 г. он был «приказным», «начальным человеком», т. е. не был простым, рядовым казаком […] Мотивами его поведения являлись нажива, сознание государственного служения и любовь к свободной, вольной жизни вне рамок цивилизованного, стесняющего личную свободу государства.
5
По современным данным, С. И. Дежнёв родился ок. 1605 г., вероятнее всего, не в Великом Устюге, а на реке Пинеге — в деревне Осиновской Волокопинежской волости. (Примеч. ред.).
В этой борьбе вырабатывались крупные люди и сильные характеры. Здесь создавалось то коллективное знание, которое в благоприятный момент может оказать влияние на научную мысль. Ибо в суровой борьбе с природой и людьми изощрялась наблюдательность этих людей и подымалось в их душе глубокое чувство природы.
Сам Дежнёв совершенно не понимал значения своего открытия. Едва ли он имел какое-нибудь понятие об Америке, как не имели о ней представления в большинстве московские воеводы, дьяки, не говоря уж о более мелких чиновниках старого русского царства, с которыми ему приходилось сталкиваться. В своих челобитьях, через 15–20 лет после своего путешествия, Дежнёв почти не упоминает об открытом им морском пути.