Шрифт:
Ему хотелось спросить, что именно ей нужно на этой грязной безалаберной улице, но он не решился. Лондонцы, даже издатели, редко вторгаются на чужую территорию, в чужие мысли и жизнь, если их, конечно, не просят об этом. Он вновь улыбнулся и зашагал прочь. Ему нужно было успеть в банк, перед тем как встретиться на ленче с редактором популярного издательства.
Эмили поблагодарила и тоже пошла. Ей было интересно, кем работает этот человек. Писатели ведь должны интересоваться другими людьми (в этот момент она исключала таксистов из этой категории). Что ж, возможно, он издатель. Значит, он мог бы знать, где Моруэлл-стрит. Лондон всё ещё — и она отдавала себе в этом отчёт — кружил ей голову.
Эмили свернула за угол и интуитивно почувствовала, что перед ней кутерьма и толчея Тоттнем-Корт-Роуд. Машины шли беспрерывным потоком. Эмили остановилась возле узкой улочки. Сердце её забилось сильнее, и она сразу подумала, что это, возможно, Моруэлл-стрит, да нет, почему же «возможно», наверняка.
Она подняла глаза, чтобы найти табличку. Моруэлл-стрит.
Эмили смерила улочку взглядом до самого конца, где стояло здание, отдалённо напоминавшее вавилонскую башню. Какое разочарование. Эмили и не представляла себе, что всё это выглядит так жалко. Не удивительно, что таксист и слыхом не слыхал об этой улице. Это была, или так казалось с северного конца, где стояла Эмили, более чем скромная улочка. Если её можно было назвать улочкой вообще. Слева возвышались глухие стены знаменитых зданий Бедфорд-сквер, справа — либо вовсе ничего, открытое пространство, пустоты, либо глухие стены зданий Тоттнем-Корт-Роуд, по крайней мере так решила Эмили. Прямо перед ней, справа, стоял приземистый, довольно невзрачный дом, ни к селу ни к городу, как пряничный домик в лесу или телефон-автомат в пустыне, без каких-либо табличек или вывесок — по крайней мере, с того места, где стояла Эмили, их не было видно. Она пошла по Мор-уэлл-стрит. Да, у дома был номер, своё число. Сердце её замерло, она всё отчётливей осознавала, понимала, смирялась с мыслью, что этот дом, эта нелепая архитектурная шутка, и был издательством «Импи энд Смизерс». Именно благодаря этому дому так много блестящих романов, сборников стихотворений, пьес, эпохальных книг увидело свет. да, благодаря этому неприметному дому.
Эмили была настолько потрясена, что могла бы стоять здесь часами. Она бы не призналась себе, что ожидала увидеть издательство, настоящее издательство, столь же элегантное, достойное, захватывающее дух, как и издаваемые им книги. Да, именно такое издательство она ожидала увидеть. Даже не взглянув, вопреки привычке, на часы, она смело направилась к святилищу.
Сквозь открытую дверь виднелся лестничный пролёт. Она отчего-то чувствовала себя Рапунсель, поднимающейся на башню, с которой ей уже никогда не спуститься. У входной двери висела красивая табличка «Импи энд Смизерс», издательство, второй этаж». Эмили вошла и тотчас удивилась, что линолеум, покрывавший пол, был стёртый и стоптанный: того и гляди оступишься и упадёшь. К счастью, день был солнечный, и в коридоре, несмотря на отсутствие лампочек, было светло.
Добравшись до верха, Эмили осторожно открыла дверь и вошла в небольшую, убого обставленную контору. Такой Эмили представляла себе жалкую контору стряпчего где-то на окраине. Ни романтического ореола, ни портретов писателей, ни полок, заставленных красиво переплетёнными книгами. Картотеки, груды бумаг на трёх-четырёх столах, да две машинки старомодного типа. Прямо перед Эмили за небольшим пультом сидела пожилая женщина со стеклянным глазом.
Она улыбалась Эмили, вполне приветливо и доброжелательно. Эмили овладело паническое чувство: она не могла разобраться, какой глаз у женщины был стеклянный, а какой настоящий. Знать это было крайне необходимо, чтобы обратиться к настоящему глазу. «Чем могу служить», всем своим видом говорила секретарша.
— Могу я видеть мистера Чалмерса?
— Он пригласил вас прийти сегодня?
— Да, — сказала Эмили, — да. — Она говорила мягко, без всякого напора, но не сомневаясь в том, что говорит. — Меня зовут Бродхерст, Эмили Бродхерст.
«О Боже, — думала секретарша миссис Керн. — Он снова всё забыл». Только несколько минут назад он куда-то вышел.
— Пожалуйста, присядьте на минутку.
— Спасибо, — сказала Эмили и села на предложенный стул. Он был окружён, чуть ли не завален горами гранок, книг, причём Эмили заметила, что некоторые книги были на иностранных языках.
Миссис Керн прошла через дверь в соседнее помещение, чтобы сказать Магги, секретарше Огастуса о мисс Бродхерст и о том, что время прихода было оговорено заранее.
Мейси Керн начала служить здесь ещё с незапамятных времён. Она начинала со старым Патриком Имни, а Огастус перекупил дело уже в шестидесятых годах. В издательских кругах поговаривали, что для успеха и процветания «Импи энд Смизерс» она делала больше, чем сам Огастус или другие служащие. Разумеется, в этом утверждении не было никакой насмешки над Огастусом. И всё же в этой шутке была доля правды. Другие издатели завидовали успеху «Импи энд Смизерс». Им бы тоже хотелось иметь такого секретаря, как миссис Керн.
— Я знаю о ней, — сказала Магги. — Время её прихода не было оговорено. Она пожаловала со своей рукописью без приглашения. Рукопись я приму.
Миссис Керн проковыляла назад и сказала Эмили, что мисс Демпстер, секретарша мистера Чалмерса, примет её через минуту. Эмили поблагодарила. Она ждала, пока её позовут, искоса поглядывая на названия книг.
Неожиданно входная дверь, к которой вели ступеньки, открылась, и в комнату вошёл Ангус Финдхорн. Она бы узнала его лицо среди тысячи других лиц даже на улице и уж, конечно, сразу узнала в офисе издателя. Если бы у неё была при себе одна из его книг, она могла бы попросить автограф!
— Доброе утро, мистер Финдхорн, — сказала миссис Керн. Она бы могла называть его Ангус, но ей и в голову такое не приходило. Её воспитывали в добрые старые времена, и такой уж она останется навсегда.
— Мистер Чалмерс ушёл, — сказала она, даже не подумав о том, что её слышит Эмили.
Хотя слова эти были адресованы Финдхорну, Эмили, воспринимавшая всё на свой счёт, едва не потеряла сознание. Если бы она стояла, то, пожалуй, просто упала бы на пол. Её поездка в Лондон оказалась воистину непредсказуемой и — вопреки желанию — беспокойной. Нет, такого она не ожидала, готовясь к поездке, такое ей и в голову не могло прийти.