Существует три основных способа окукливания и только один из них подразумевает создание кокона. Первый способ состоит в том, что куколка переворачивается и висит вниз головой, прикрепляясь к надежной поверхности типа заборного столба с помощью органа, который называется кремастер [27] , глубоко врезающегося в сплетение шелковых волокон. Уязвимая куколка защищена твердой оболочкой и вместе они образуют хризалиду (от греческого chrusos – «золото», chrusallis – «золотая оболочка»). У второй группы насекомых куколка остается висеть на хвосте на открытом воздухе, удерживаемая на месте шелковым пояском, который приподнимает и поддерживает ее голову. Личинки третьей группы насекомых действительно создают кокон, сплетая шелковую нить и делая из нее мешочек, при этом для прочности часто добавляют туда другие материалы.

Если и не все личинки создают кокон, все они проходят стадию радикальной дезинтеграции, поэтому для них чрезвычайно важно найти безопасное место с подходящим укрытием. Поиск нужного места может занять много времени и сил. Иногда в терпеливых поисках проходят долгие часы. После того, как место найдено, личинка приступает к плетению нитей из липкого шелка и закреплению их на надежную поверхность. Затем личинка освобождает кишечник, после чего она готова к созданию кокона; у куколки экскреции уже нет.

Превращение личинки в кашеобразную дезинтегрированную куколку не всегда происходит сразу же после того, как она попадает в кокон. Личинка может провести в состоянии глубокой интроверсии внутри кокона недели и месяцы в так называемой спячке. Длительность спячки зависит от взаимодействия гормонов, выделяемых железистой тканью в голове и протораксе. Эти гормоны переносятся кровью в различные части тела, где они стимулируют или подавляют определенную деятельность. Предполагается, что спячка куколки заканчивается, когда проторакальные железы, стимулируемые секретом нейросекреторных клеток мозга, начинают выделять в кровь гормоны-триггеры. Мозговые же клетки начинают вырабатывать соответствующие вещества, получив определенные стимулы из окружающей среды. Необходимым стимулом для того, чтобы начала работать вся цепочка событий, для некоторых видов является, например, наступление тепла весной, для других – влажность, которая означает конец засушливого периода. Именно это сочетание внешних стимулов и внутренних гормонов определяет время образования куколки.

Механизм эндокринной регуляции насекомых сравнивалась биологами с функцией гипофиза у позвоночных. Выяснилось, что процессы в этих тканях сходны и отвечают за функционирование «биологических часов» организма. Адольф Портманн утверждал в начале 1950-х годов, что открытие химического состава мозга насекомого и гормонов, которые регулируют этапы его жизни, было «одним из самых значительных достижений в зоологии за последние пятнадцать-двадцать лет» [28] .

Это открытие еще более закрепило аналогию между метаморфозами насекомого, старением человека и процессами трансформации. Конечно, человеческая трансформация также биологически обусловлена, и время ее наступления определяется последовательностями физического роста и изменений. Поворотный момент, когда заканчивается первая и наступает вторая половина жизни, рассчитывается внутренними биологическими часами, а небольшие физиологические изменения гормонального баланса, которые происходят на данном этапе, могут определять момент того глубокого сдвига установок, восприятия, оценки и атрибуции значений на психологическом уровне, который мы называем трансформацией среднего возраста. Коротко говоря, гормоны могут являться ключевым пусковым механизмом кризиса среднего возраста. Это означает, что точка жизненного цикла, которую мы называем серединой жизни, является далеко не только социологическим феноменом, характерным, как иногда полагают, лишь для западного постиндустриального общества. Очевидно, что где бы и когда бы ни родился человек, если он живет достаточно долго и в относительно благоприятных для здоровья условиях, он обязательно достигнет этой стадии. Если продолжительность жизни составляет в среднем семьдесят – восемьдесят лет, феномен перехода среднего возраста вполне предсказуем.

Портманн, известный швейцарский биолог, который долгие годы был одной из ключевых фигур на конференциях «Эранос» в Асконе, подчеркивал, как важно понять следующее: хотя гормоны, выделяемые личинкой, запускают процесс, они никоим образом не должны считаться ответственными за содержание и структуры, которые рождаются в ходе процесса, инициированного ими. Они являются стимуляторами, которые констеллируют процесс, позволяющий реализовать внутренний потенциал. Врожденный потенциал сам по себе «является результатом наследуемых паттернов реакции тканей» [29] . Он создается генетическими программами. Относительно психологической трансформации человека также необходимо признать, что гормональные изменения середины жизни не ответственны ни за основные черты новых установок, ни за содержание последующего психологического и духовного развития. Они не создают образов, которые трансформируют сознание (см. главу 2, где обсуждаются эти образы), но они могут управлять биологическими состояниями, в результате которых бессознательное получает стимул к высвобождению этих образов в сознание. Гормоны могут быть стимуляторами психических процессов.

Когда процесс образования куколки разворачивается в полную силу, происходит разрыв тканей личинки, который называется гистолизом (сон: «Сначала мои кости держались единым остовом, но позже я почувствовала, как они распадаются»). И хотя дезинтеграция структур личинки в куколке не абсолютна, она все же довольно значительна (в основном процесс распада затрагивает мышечную систему). Гистолиз сопровождается еще одним процессом, в результате которого появляющиеся имагинальные диски перемещаются на нужное место и заменяют прежние структуры. Особые, специально предназначенные для этого структуры личинки уступают путь новым специализированным структурам имаго. Тем временем куколка живет под непроницаемым, герметичным покровом (сон: «… он вытягивает ярд за ярдом египетское полотно и окутывает меня им с головы до ног»); куколка описывается как «полный интроверт» [30] . Не происходит практически никакого обмена веществ с окружающей средой, только минимальное дыхание посредством диффузии через дыхальца. Еда не поглощается, и организм не производит выделений.

Этот продолжительный период инкубации и перестройки привлек воображение психотерапевтов и других специалистов помогающих профессий, которым то и дело приходится находиться рядом с пациентами в период трансформаций [31] . В моей книге «Средний возраст» я описываю три стадии этого процесса и эту, среднюю, называю пороговостью. Она обнаруживается на границе между двумя более фиксированными стадиями нормальной жизни (стадиями личинки и имаго) и представляет собой словно бы «ни то, ни се». На стадии пороговости человек лишается устойчивой системы отсылок, теряет твердость взглядов. Установившиеся в прошлом системы и иерархии ценностей растворяются, а новые образы и установки еще только вступают в силу, и пока полностью не проявились, они нецелостны и ненадежны, и кажется, что все постоянно течет и изменяется. Во время такой психологической метаморфозы снятся и сны о распаде (образы снесенных домов или перемен в доме, иногда фактического расчленения или физического разложения), и сны о возникновении нового (образы строительства, рождение ребенка, свадьбы, божественное дитя). Тоска – настроение пороговости. Человек становится амбивалентным и депрессивным, это состояние перемежается периодами подъема, авантюр и экспериментаторства. Человек продолжает жить, но не совсем в этом мире. Аналитик чувствует себя как тот старик из сна, приведенного выше, наблюдая, как разворачивается процесс трансформации, как сменяются времена года в терпеливом ожидании появления и укрепления новых структур. Здесь мы имеем дело с убежденностью в том, что перед нами «саморазвивающаяся система, процесс, заключающий в себе все особенности живого существа» [32] , – с верой, что из кокона, царства пороговости, на свет появится бабочка.

Знает ли гусеница, что она превратится в бабочку после того, как окажется в коконе, станет куколкой и растворится? Со стороны насекомого это акт веры. «Инстинкт» – наше блеклое название для выдающегося проявления спонтанной отваги, поскольку личинка не должна сопротивляться процессу, который так настойчиво затягивает ее, но должна содействовать ему, вкладывать в него всю свою энергию и мастерство. Некоторые личинки, вступая в фазу окукливания, должны обладать искусством гимнаста, «как человек, который держится на одной руке в перчатке и должен вынуть из нее эту руку, удержавшись без помощи другой руки или чего-либо еще» [33] . Конечно, решимость насекомого поддерживается путеводным образом, своего рода видением. Как говорит Портманн, эти «системы действий (гормоны) и реакции (ткани)… являются частями большого организма, который уже в зародышевой клетке настроен на трансформацию в определенное время» [34] . Насекомое ждало этого момента всю свою жизнь. Во время метаморфозы оно выполняет то, что предначертано судьбой, повинуясь руководству, заложенному в этом «большом организме». В аналитической психологии мы называем этот высший организм самостью. Имаго включено в программу развития самости. Это самое полное приближение к себе, которое только может произойти.