– Не мо-о-гу, - заикаясь от слез, выговорила, наконец, женщина, - не могу я сыночку своему всего этого вдосталь дать, помрет он, не проживет долго, останусь я одна...

Ората уставилась в пространство невидящим взглядом, забыв про стакан с розоватой водой в руке. Пора, подумал Тормант.

– Бедная, - тяжело вздохнул.
– Прости меня, рану я тебе разбередил. Не нужно было разговоры эти вести. Да только, как увидел твоего сына на обрыве, так прям сердце и сжалось. Позволь мне хотя бы долг твой перед лавочником оплатить, в память об ученике моем.

Женщина всмотрелась в лицо жреца и кивнула. Тормант почувствовал, что встал на дорогу, ведущую к победе. Теперь главным было не вспугнуть добычу. Жрец поднялся, подошел к окну, раздвинул шторы, распахнул ставни, пуская в душную комнату ночной воздух, выглянул. Мефей привел никчемыша к фонтанчику, позволил ему играть с тонкими струйками воды. В другом крыле дома было тихо. Госпожа Мартина, видно, угомонилась, а кавалер ее то ли ушел уже, то ли остался ночевать.

– А мальчик у тебя смышленый, - с теплотой сказал Тормант, не оборачиваясь.
– Мир бы ему повидать.

– Где уж нам мир смотреть, - отозвалась из-за его спины ората Лофа.
– Нам здесь бы зиму пережить. Если бы было с кем Борая оставить, я б в долине работу нашла. Я кухарка хорошая, по дому все умею, аккуратная, лишнего не возьму. Я у господина Толомея в имении, в долине, весной кухарку заболевшую подменяла, так они очень довольны остались, звали к себе, только куда мне с сыночком, он ведь как дите малое, говорю, сиди дома, а он к мельнице пошел, мельниковы дети камнем кинули, в коленку попали, две четверти лечили припарками...

Голос ораты звучал, как у теней, которые все жаловались и жаловались жрецу на загубленные жизни и скорбное послесмертие.

– ... ехать нам отсюда некуда, дом, что от матери достался, не продашь, а где в другом месте работу искать...

– И не думай, - прервал ее жрец.
– Сейчас таких, как ты, сотни по дорогам скитаются. В столице голытьба на улицах в открытую друг друга убивает...

– Говорят, из-за короля-бесовика по все стране неурожай, - женщина сдавленно охнула, вспомнив с кем говорит, но жрец сделал вид, что не заметил.

– Люди до того ушлые стали, - продолжил Тормант, - пятого помощника из дому выгоняю, ему только тринадцать, а он уже девку норовит привести...

– Четыре храма и пятый, - покраснела ората, - неужто уже в тринадцать? Это, небось, южные, они ранние...

– Да хоть южные, хоть северные, все на руку нечисты. То сопрут что, то загуляют. Вот чего им надо? Плачу хорошо. Дом не шибко большой. Делов-то: коня почистить, воды с колодца натаскать, чай подать, человек я мирный, без излишеств живу, путешествую только много, так ведь тоже не без удобств, - жрец замолчал, словно задумался, повернулся к собеседнице, наблюдая за ней краем глаза.

– А чем вы в столице занимаетесь, не прогневитесь, что спрашиваю, и здесь вы зачем? Просто о вас всякое такое...

– Судачат?
– Тормант усмехнулся.

– Ну да, - ората робко улыбнулась в ответ.
– Лавочник Птиш говорил, что вы человек мирный и толковый, что храму своему служите, только храм ваш уж больно жуткий. Человек всякий смерти боится, а вы ей молитесь. И дары ваши больше на непотребство похожи. Вон, госпожа Мартина, и в возрасте...почтенном, и сама...не красавица, простите, а только все мужики так вокруг и крутятся, глазки, как у кобелей на песьих свадьбах.

– А господин Мефей вам как?

– Он хороший, - серьезно кивнула женщина.
– Добрый. Борая, правда, поругивает, но когда и угостит чем из лавки.

– Вот видишь, в любом храме есть хорошие люди. Уж кто какой дар выберет, это не нам судить. А моя работа в том, чтобы не позволять дурным людям в храм приходить и на пастырство. Я, вроде как, проверяющий.

– Говорят, вы магией занимаетесь, души усопших беспокоите, - не унималась ората.

– Мы ли одни? А саги с толкователями, когда умерших допрашивают, не магией ли делают это?

Ората заметно смутилась. Как и предполагал жрец, она в тонкостях служения была не сильно сведуща. Тормант выглянул в окно и увидел, что Бораю надоело сидеть у фонтана, и Мефей замерз в легкой сутане и топчется у входа в дом.

– Так что труд мой, милая, не менее почтенный, чем любого другого священнослужителя. Дело свое я люблю, греха лишнего на душу не беру. Мне бы только помощника отыскать почестнее, мирного нрава. Камердинер, за одеждой следить, по дому распоряжаться, у меня есть, а вот мальчонку для мелкой работы я бы взял. Есть у вас тут такие парнишки?