– Чего поделываешь, Ветеран? – В Платоновской интонации чувствовалась какая-то игривость.

– Дрова рублю, – буркнул Иван Селиванович, недовольно отложил газету в сторону.

Платон, не обращая внимания на недружелюбный тон хозяина, зашел внутрь и прикрыл дверь. Глаза его сияли. В одной руке Платон держал бутылку беленькой, в другой – раскрытое письмо. Иван Селиванович молча наблюдал, как тот почти по-хозяйски уселся за стол, бережно положил подальше письмо, свинтил крышку у «пузыря» и начал озираться в поисках посуды.

– В трюмо стаканы, забыл, что ли? – опять буркнул Иван Селиванович, не предпринимая никакой попытки встать с дивана.

Платон, не переставая сиять, достал два граненых лафетничка из старорежимных времен – при демократии таких почему-то не делали, – налил до краев и, видя, что хозяин рад гостю меньше, чем бутылке, поднял оба стаканчика и покрутил ими в воздухе.

– Ветеран, ну что ты как нерусский, в самом деле? Обиделся, что я твою речку вчера перепутал, так пардоньте, в самом деле. Водяра паленая была, а ты как-то неразборчиво назвал – у меня память на названия отшибать стало. Не скукоживай душу, садись, выпьем – у меня сегодня тоже повод есть, да еще какой!

При этих словах Платон погладил конверт.

Иван Селиванович пару раз вздохнул, однако спустил ноги с дивана.

– У тебя, Платон, бутылка – уже повод.

– Вот раскряхтелся же на старости лет, – продолжал благодушествовать Платон, все еще держа лафетники в воздухе, – садись, говорю, хороший повод, настоящий. Даже, можно сказать, святой.

Иван Селиванович принял в руки «парящий» над столом стакашек и присел на край стула, мол, знаем мы ваши поводы, хлопнем по одной, и пора непрошеным гостям «честь знать». Платон молчал, только смотрел на Ветерана с полублаженной улыбкой.

– Ну? – задосадился Иван Селиванович, которому уже и самому захотелось хряпнуть, несмотря на давешнюю боль в желудке.

Платон еще чуть потомил, потом вскинул руку со стаканом.

– За деда!

Иван Селиванович остановил свой лафетник у самого рта, так что чуть пролилось.

– За какого-такого деда?

Осушивший за полсекунды свой стакашек, Платон крякнул, обтер губы и не спеша пояснил:

– За меня, вот за какого!

Иван Селиванович внимательно посмотрел на Платона, перевел глаза на конверт и, все поняв, заулыбался в седую бороду.

– Да ну?

– Вот тебе и ну, ядрена-матрена… – Счастливый Платон засуетился с бутылкой. – Представляешь, только отошел до свалки мусор выбросить – ничего не было, а прихожу – письмо торчит в дверях. Я сразу почуял – хорошая весть, не повестка какая-нибудь или вызов какой, в общем, сразу почуял. Потом гляжу – от Зинки письмо, ну, от дочки моей, значит. Когда это она мне писала? Только так, на книжку чего переведет без всяких там лишних комментариев. А тут письмо, да еще заказное. Потому и открывать не стал – смотался сначала за пузыриком, у тебя, кстати, закусить есть чего?

Иван Селиванович, чуть поколебавшись, открыл «Юрюзань» и достал последнюю консерву.

– Живем, ядрена-матрена! – Потирая руки, обрадовался Платон. – Хлеб найдется?

Нашелся и хлеб. Платон разлил и, смачно пережевывая закусь, продолжал:

– Ну вот. Прибегаю я, значит, обратно, хотел сначала пузырек открыть, ну…приготовиться чтоб…

– Ты не отвлекайся, Матрена, – заметил Иван Селиванович.

– Да я не отвлекаюсь, я, как было, рассказываю. Ну вот, сбил…

– Ты письмо получил, – напомнил Ветеран.

– Ну да. Открываю, значит… – Платон взял конверт в руки и показал, как он его открывал. – Достаю письмо, начинаю читать, а там сразу – бах! – поздравляю, мол, папаша, ты теперь не только папаша, но и дедушка. Твоя дочь Зинаида. Во как, ядрена-матрена! – Платон положил конверт обратно, схватил свой стаканчик и махнул, даже не чокнувшись.

– И что, все письмо? – удивился Иван Селиванович.

– Не, не все, конечно. Только я дальше не читал – сразу к тебе.

– Дай-ка.

– В смысле налить? – спросил полублаженный Платон.

– В смысле письмо!

– А… держи, – Платон бережно передал конверт и снова взялся за бутыль.

Иван Селиванович достал листок в линейку из школьной тетрадки.

– Так… поздравляю… стал дедушкой… ребенок здоровый…имени еще не дали. – Ветеран поднял глаза. – Так ты что, не прочитал, кто у тебя – сын или дочка?

Платон помотал головой.

– Селиваныч, веришь, духу не хватило, решил сначала к тебе.