Шрифт:
Я сказал единственное, что следовало сказать еще полчаса назад:
— Даня, выходи! Это Андрей.
Стенной шкаф вскрылся, разинув обе дверцы, и взъерошенная, потная, несчастная Даня вывалилась на пол. И сначала еще внимательно поглядела на меня снизу. Вооружена она оказалась кухонным здоровенным ножом. Как раз таким часто убивают друг друга пьяные родственники.
— Какого черта?! Сколько ты здесь?!
— Я услышала шаги, когда хотела уйти… и сюда залезла.
— И целый час не могла догадаться, что это я?
— Ты не говорил.
— Когда ты сюда пришла?
— В три часа.
— Он, — я показал в сторону первой спальни, — был здесь?
Даню перекосило и затрясло:
— Я хотела найти адрес Скокова… в спальне… поскользнулась и села на него.
— А до этого где искала?
— В гостиной тут. В ящиках. На кухне. Я не знала, что он там лежит. А замок был уже взломан, когда я приехала.
Все-таки голова соображает! Сейчас многое решим!
— Дань! Ты приехала в три?
— С минутами.
— Ты говоришь, что прямо села на него в темноте?
— Ужас!
— Даня, очень важно! Даня, он был теплый? Подумай!
— Труп?! Ужас! Но… он был холодный.
— Уверена?!
— Да. Он был совсем холодный.
— Потом ты встала и хотела уйти?
— Я сначала зажгла свет. Там все в крови. У меня вот. Платье… я пошла мыть руки и ногу. Потом все погасила и хотела уйти.
— Бокалом пользовалась? «Метаксу» пила?
— Нет. Я ничего не пила. На столе в кухне я видела посуду, но ничего ни пила, ни ела.
— Дань! В час ночи застрелили Андрея Снежневских. Не визжи, застрелили. Еще одного. В час с минутами. Тело в квартире, в тепле полностью остывает в течение двух часов. Скоков в три часа был уже холодный. А ему, если это он убил Андрея, надо было еще доехать оттуда, выпить и только потом умереть. Он не мог успеть остыть после всех дел. Он сам умер в час ночи!
— Значит, убивает не он?
— Получается, так. Хватит дрожать. Сейчас мы приведем себя в порядок, кое-что еще захватим отсюда и… — Я чуть не сказал «ляжем спать», потому что наконец понял — не могу больше метаться. Нет сил! Да и не надо. Надо ехать в Ростов.
— И что?
— И поедем. Ты к Свете спать, я в город Ростов.
— Но сначала ты осмотришь еще раз вторую спальню!
Мне это не понравилось. Я уже всюду был. Разве что некто спрятался в том же шкафу…
— Андрей! Когда я после… Скокова была в ванной… мне показалось, что вздрагивает пол… от шагов. Нет, что покойник стал расхаживать я не думала. Но ты зря смеешься. А я заперлась в ванной и стала слушать.
— И что? Тут абсолютно сейчас никого нет!
Мы оба вдруг замерли и стали слушать. Но, как всегда и почти везде, только капли из крана с изношенной «советской» прокладкой слышны были в мертвой квартире. И дом еще сладко спал.
— Это не все, Андрей. Я стала слушать. Звуки были. Из той, второй, спальни. Там кто-то был. Стена ванной общая с нею.
— Это было до моего прихода?
— Конечно! Я, кстати, надеялась, что ты где-то меня догонишь. Я очень пожалела, что пришла сюда одна.
— Конечно. Сколько же эти звуки…
— Недолго. Потом кто-то вышел в гостиную, и я совсем ошалела. Там слабый замок, а у меня только нож.
— И потом?
— Потом этот человек ушел к прихожей. И вышел на лестницу. Это я поняла по сквозняку. Потом он закрыл, прикрыл за собой дверь. Я выжидала.
— Долго?
— Минут десять. Потом прошла в прихожую и услышала шаги на лестнице.
— Мои?
— Теперь я понимаю, что твои. А потом я все сидела и тряслась… там звякали какие-то бирюльки. Зачем ты едешь в Ростов? Это к тому, к четвертому?
— Да. Пойми, я все-таки психиатр, я не первый год работаю, нет у меня ни малейших поводов заподозрить во всех этих кровавых делах ни дуру Чацкую, ни суперпорядочную Таню! И верующего, умирающего Генку! Так тогда я и Сашка Олейчик остаются! Полный ведь абсурд, если это я:?! Или нет?!
Даня смотрела пристально. Вероятно, у нее крепко «поехала крыша», если она и во мне стала сомневаться… а я вдруг ухватил сумасшедшую мыслишку, что это она — кровавый маньяк. И в Гаграх, в горах — она. А ей тогда было… ну, может, годик.
— А как здесь? Пусть лежит?
— Позвоним в милицию перед уходом. Для кого же Борис, если это он, спрятал в сейфе взрывное устройство, Даня? Или это тоже фокус Олейчика? Жестоко! Опять эта патологическая жестокость! Сейф могли открыть дочери, кто угодно. Или это имитация? Одно ясно: не Скоков убил Андрея и Бориса. Физически не мог. Стреляет некто.