Через полчаса я вернулась из магазина канцелярских принадлежностей с двумя набитыми пакетами и разложила по ковру их содержимое: свернутые в рулоны листы ватмана, линейки, разноцветные карандаши, фломастеры, маркеры, упаковки мелких наклеек-стикеров — круглых, квадратных и в виде звездочек.

Я расстелила четыре листа ватмана в ряд по полу, придавливая уголки тяжелыми книгами, а затем, взяв линейку и тонкий чертежный карандаш, принялась разлиновывать листы. Каждая линия отчерчивала одну из последних недель жизни Грега. Я разметила семь колонок, потом провела горизонтальные линии, разделив каждую на 120 прямоугольников. Каждый соответствовал десяти минутам дня начиная с восьми часов и заканчивая полуночью. Ночное время меня не интересовало: за последний месяц мы не провели врозь ни одной ночи.

Порывшись в памяти, я зачеркнула вечера, которые мы провели вместе. Несколько выходных я замазала черным фломастером. В эти дни Грег никак не мог встречаться с Миленой Ливингстоун.

Затем я занялась письмами. По работе Грег отправлял двадцать-тридцать писем в день, иногда и больше. Сверяясь со временем отправления каждого письма, я ставила букву «О» — «офис» — в соответствующей графе на ватмане. Грег следовал привычке отправлять первую за день партию писем сразу после прихода на работу, вторую — примерно в час дня и третью — около пяти, но и в промежутках порой писал кому-нибудь. Мне понадобился всего час, чтобы обработать все письма, и, когда с ними было покончено, я с удовлетворением отметила, что пустых клеток в таблице почти не осталось.

На следующий день я зазвала к себе Гвен, просила приехать пораньше, но она работала и добралась до меня лишь к шести. Встретив ее, я прошла с ней на кухню и заварила кофе.

— Хочешь печенья? — спросила я. — Или имбирного кекса? Сегодня днем я испекла и то и другое. Ни на минуту не присела.

Гвен взглянула на меня удивленно и чуть озабоченно:

— Пожалуй, кекса. Немножко.

Я налила кофе и поставила перед Гвен кекс на тарелке.

— Так что случилось? — спросила Гвен. — Ты позвала меня, чтобы угостить кексом?

— Нет. Хотела кое-что показать тебе. — Я провела ее через холл в гостиную. — Смотри, — указала я. — Что скажешь?

Гвен недоуменно оглядела четыре листа ватмана, испещренных разноцветными пометками и стикерами разной формы.

— С виду симпатично, — осторожно сказала она. — А что это?

— Жизнь Грега в последний месяц перед смертью, — растолковала я.

Я объяснила, как додумалась проверить время отправления писем по электронной почте, как сопоставляла собранные сведения с воспоминаниями и даже нашла среди документов счета из сэндвич-бара, где Грег обычно обедал. На всех счетах, будь то за еду, бензин или канцтовары, указана не только дата, но и точное время покупки.

— Все эти стикеры обозначают моменты, когда я точно знала, где находится Грег. Здорово, правда?

— Да, но…

— Пару раз в неделю Грег ездил к клиентам. Я обзвонила их под видом ассистента Грега и объяснила, что для налоговой инспекции мне требуется указать точное время встречи. Все охотно согласились помочь мне. Эти встречи обозначены голубым цветом. Неопределенными оставались промежутки между отъездом Грега из офиса и прибытием к клиенту. Но я нашла один полезный сайт: если ввести почтовые индексы офиса и клиента, получишь примерное время в пути. Эти интервалы я пометила красным. Точность далека от идеальной, но результаты все равно совпадают. Мне понадобилось на все про все полтора дня — и смотри, что получилось! Что ты видишь?

— Много разноцветных пометок, — ответила Гвен.

— Нет, — возразила я, — на самом деле ты видишь другое: мне точно известно, где был и чем занимался Грег чуть ли не каждую минуту последних четырех недель.

— И что это значит?

— Взгляни на таблицу, Гвен, — предложила я. — Она говорит о том, что Грег работал не покладая рук, путешествовал, питался, покупал всякую всячину, ходил со мной в кино. Но где время, которое он тратил на роман? Когда он успевал встречаться с женщиной, вместе с которой умер?

Последовала долгая пауза.

— Элли. — Гвен смотрела на мои таблицы почти с жалостью. — Я действительно не понимаю, какие отсюда можно сделать выводы. — Она взяла меня за руку. — Я не специалист, но слышала, что в скорби человек проходит несколько этапов, из которых первые — гнев и отрицание. Твой гнев можно понять. Но, по-моему, скорбеть — это значит принимать случившееся и учиться примиряться с ним.

Я отдернула руку.

— Знаю, слышала. Хочешь, скажу, о чем я думала, пока занималась таблицами? Что мне было бы легче, если бы я нашла хоть одно подозрительное письмо, которое Грег забыл удалить, хоть какой-нибудь обрывок счета, доказывающий, что у Грега был роман. Или обнаружила бы хоть один промежуток времени, когда Грега не было там, где положено. Тогда я могла бы и разозлиться, и опечалиться, и моя жизнь потекла бы своим чередом. Но для отношений на стороне ему просто не хватило бы времени. Как думаешь, стоит показать эти таблицы полицейским?

Гвен нахмурилась и долгое время молча изучала листы ватмана.

— Тебе ответить честно? — наконец спросила она.

— Да.

— Полиция вряд ли придаст им хоть какое-нибудь значение, — заявила она, — а если и придаст, то скорее всего скажет: «Возможно, он встречался с этой женщиной, когда занимался другими делами. Например, когда ходил за сэндвичами. Или же вы правы, и за последний месяц они не встречались ни разу. Может, она была в отъезде и вернулась только в день аварии».

Моим первым порывом было разозлиться на Гвен, но я сдержалась.